— Знаешь, ты подала мне очень хорошую идею.

— Какую? — насторожилась Элли. Ясно, не доверяет мне, ждет подвоха.

— Будем играть в вопрос-ответ. Думаю, так будет честно.

— А если я не захочу отвечать?

Я пожал плечами.

— Тогда тебе придется меня поцеловать.

Правила нашей игры возникали в голове спонтанно, и происходящее все больше меня затягивало. В крови начинал бурлить адреналин, и мне нравилось это ощущение азарта.

— Хорошо, в щечку, — подумав, согласилась Элли. А я расхохотался.

— Нет, малышка, только в губы, и по-взрослому. Каждый поцелуй не меньше минуты.

Не знаю, как я собирался засекать время, но минуты мне точно будет мало. Она замерла, глядя на меня с тревогой. Я почти видел все сомнения, крутящиеся в ее голове, и с нетерпением ждал решения. Но тут ее бровки разгладились, и Элли задорно мне улыбнулась.

— Ладно. Тогда если ты не захочешь отвечать на мой вопрос, это даст мне право на отказ без поцелуя.

— Идет, — я плотоядно улыбнулся. — И уж раз я тебя пригласил, уступаю тебе право спрашивать первой.

Элли ненадолго задумалась.

— Расскажи о своих родителях. Я видела на сайте театра, что худрук там Богдан Данилевский. Это твой отец?

Черт, я как-то забыл, что вопросы могут быть такими неприятными. Впрочем, скрывать мне нечего, выворачивать перед Элли душу я не собирался, а изложить историю своей жизни можно было в максимально безопасном для меня ключе.

— Мать актриса, Марьяна Данилевская. В театре работала. Пару лет назад вышла замуж за канадца и уехала с ним. Богдан Данилевский — да, мой отец. Но он умер, а театр мне достался в наследство. С матерью они в разводе, он не знал о моем существовании. Узнал только перед смертью.

— Как это — не знал? Твоя мама ему не рассказала? — расширив глаза, спросила Элли.

Но я посчитал, что этого краткого изложения более чем достаточно, поэтому ответил:

— Это уже следующий вопрос, Элли.

— Но так не честно!

— Я рассказал то, что посчитал нужным. Конкретнее формулируй вопрос, — не скрывая усмешки, парировал я. Элли недовольно скривила губки, но я лишь шире улыбнулся.

— Теперь моя очередь. Как ты воспринимаешь отношения со своим парнем?

— Хорошо воспринимаю. Мы очень близки и спим вместе, — буркнула она.

— Элли, ты не ответила по сути вопроса. Я не спросил, что между вами происходит. Я спросил о твоем понимании ваших отношений.

Да, я умел задавать вопросы правильно.

— Я не понимаю, сформулируй конкретнее, — продолжила ершиться моя куколка.

— Я сейчас засчитаю это вопрос как не отвеченный, — пригрозил я, и даже сделал вид, что привстаю с кресла, чтобы забрать свой должок.

— Ладно, хорошо, — поспешно ответила Элли. — Мне не очень нравятся наши отношения. Я их вообще не считаю серьезными. Макс часто пропадает, иногда неделями не видимся, но я все равно надеюсь, что мы с ним будем когда-нибудь вместе. Точнее, надеялась, потому что сейчас вообще не понимаю, чего хочу. Он в командировке, мы почти не созваниваемся, и я подумываю над тем, чтобы разорвать наши отношения.

От рассказанного захотелось не то смеяться, не то злиться. Элли ведь вовсе не выглядит дурочкой. Тогда почему не пошлет этого типа, которому она явно не нужна? Похоже, это одна из причин ее неуверенности в себе, а может, и недоверия к другим мужчинам. Хочет ласки, но никого не подпускает. Я-то прекрасно помню, с каким жаром она отвечала на мои поцелуи. Нет, нужно избавлять ее от этого Максика, и это одна из самых просто решаемых проблем. Встретиться с ним, поговорить по-мужски, если надо, в морду дать. Пусть отвалит от девочки насовсем. А я уж найду, как ее утешить.

Зашел официант, принес первые блюда, разлил вино по бокалам.

— Теперь ты, — сказал я, пригубив свой напиток, пахнущий солнцем, виноградом и отдающий на языке сладковатыми фруктовыми нотками. Я не собирался пить, я ведь за рулем, только раскатал по языку приятный вкус. От двух глотков, да после хорошей еды, эти капель даже в крови не останется. Элли тоже отпила вино.

— Почему ты не рассказал мне, что ты автор пьесы?

Глава 13. продолжение

Я думал, она опять спросит про семью, но Элли, видимо, решила оставить это вопрос как козырь. Видимо, каким-то женским нутром чувствовала, что отвечать на него я не собираюсь. Но какой же странный вопрос она задала сейчас! Неужели обиделась, что не признался?

— А это так важно? К тому же, я думал, что ты итак знаешь.

— Нет, я не знала. Автора на афише нет, а когда я спросила об этом у тебя напрямую, в первый день, ты ответил, что произведение написал некий молодой автор, — в голосе Элли слышался упрек.

— Так и есть, я вроде не старый, — попробовал отшутиться я.

Раньше я обсуждал свою пьесу просто как некое произведение, которое нужно поставить на сцене. С критиками, рецензентами, своими актерами, с Эдиком. Но даже Марат не лез ко мне в душу. А вот Элина явно была настроена поговорить о пьесе как о чем-то глубоко личном для меня. Мне не хотелось, чтобы ее мнение стало оценкой моего внутреннего мира, ведь я никому не раскрывался с этой стороны. Весь сюжет пьесы идет из слишком темных глубин моей души и из жизненного опыта, по большей части печального.

— Ты увиливаешь. Не хочешь отвечать? — подначила она. Ну что я могу ей на это сказать?

— Я не люблю хвастаться своей работой, — вздохнув, признался я. — К тому же, считаю пьесу несовершенной, в ней много мест, которые хотелось бы подправить. Но сейчас уже поздно, она почти поставлена. К тому же, я не хотел, чтобы ты играла с оглядкой на меня. Ни в моей личности, ни в моем характере нет ответов на вопросы, которые могли бы у тебя возникнуть по этой пьесе.

Элли нахмурилась.

— Ты не прав, это не хвастовство. Но даже если и так, тебе есть, чем гордиться. Я не нашла в пьесе никаких изъянов, она великолепна. А про твою личность в пьесе я бы поспорила.

Я недоверчиво хмыкнул.

— Не стоит. Это всего лишь твои домыслы. И спасибо, конечно, за оценку, но, поверь, нет критика суровее, чем сам автор. Я ответил на твой вопрос? Могу задавать дальше?

— Да, ответил. Спрашивай.

— Сколько мужчин у тебя было кроме Макса?

Элли с прищуром уставилась на меня.

— Почему тебя так интересует Макс и мои отношения? Я ж не спрашиваю, сколько женщин было у тебя.

— Элли, сейчас