Шрифт:
Закладка:
Через восемь бесплодных месяцев Инес напивается до бесчувствия. На следующий день отец находит ее бездыханной в винном погребе: несчастную раздавило рухнувшим стеллажом с бочками портвейна.
С тех пор я не прикасаюсь к портвейну.
Трансильвания, 1682
К счастью, Космина не хотела ребенка; и хотя она прожила после нашей встречи всего два года, мы занимались любовью почти тысячу раз.
Кто-то, возможно, решит, что Бог не мог позволить столь порочной и похотливой женщине стать матерью.
Лишь я знаю настоящую причину – проклятие, которое сводит нас вместе и держит на расстоянии вытянутой руки. Подобно самым первым Ромео и Джульетте, нам никогда не позволяли продвинуться дальше зарождающейся возможности. Застывшие во времени, мы были обречены начинать и терпеть неудачу – вновь и вновь.
Когда Космина умирает, не имея ничего в своем чреве, я не удивляюсь.
Я оцепенел. Научился отказываться от мечты.
Элен
– У тебя будет ребенок! – кричит по видеосвязи Кэти.
– У меня будет ребенок!
Мы исполняем нелепый победный танец, который придумали, когда ей было шесть, а мне восемь лет, машем руками, дергаемся и извиваемся всем телом. На заднем плане к нам присоединяется Тревор, хихикающий над танцами своей мамы, и мы стараемся еще больше.
Мама смотрит на нас с нежностью.
– Я вновь стану бабушкой. И как чудесно, что ты узнала об этом на папиной родине.
Я на секунду прекращаю победный танец и энергично киваю, плача от счастья.
– Да. Я чувствую, как он улыбается мне сверху.
– Я тоже.
Мы все смотрим на небо и улыбаемся папе. Я прижимаю его часы к выпуклости на животе и говорю:
– Ты снова станешь дедушкой, папочка.
И тут вступает Тревор:
– Не останавливайтесь, танцуйте!
Сентиментальные чувства улетучиваются. Мы с Кэти заливаемся смехом и продолжаем дурачиться.
Может быть, меня радует то, что я наконец-то стану мамой, но Конингсдаг производит на меня еще большее впечатление, чем я думала. Весь Амстердам высыпает на улицы, чтобы отпраздновать День короля. Мосты забиты людьми, одетыми в оранжевое, они бросают в оранжевые лодки оранжевое конфетти. На головах у детей короны из оранжевых воздушных шаров. Взрослые бегают по улицам в оранжевых париках, шляпах с мигающими оранжевыми огоньками и даже в оранжевых дорожных конусах. На тротуарах стоят складные столики с безделушками ручной работы. Конингсдаг – не только праздник короля, но и, как ни странно, крупнейший блошиный рынок года.
– Смотри, какая прелесть! – говорю я Себастьену, поднимая очаровательную фарфоровую статуэтку маленького мальчика в сабо. – Это будет первый подарок, который я куплю нашему малышу.
– Думаю, лучше показаться врачу, прежде чем начинать обустраивать детскую.
Себастьен отбирает у меня фигурку и ставит на стол, избегая моего взгляда.
– Пойдем. Если хочешь застать королевскую речь по случаю дня рождения, нам лучше поторопиться.
Я бросаю прощальный взгляд на фарфоровую фигурку. Себастьен страшно боится, что беременность меня убьет.
Раньше желание иметь ребенка убивало Джульетт. Нашему ребенку всего несколько недель, и у меня легко может случиться выкидыш. Но из-за праздника я могу попасть на прием к врачу только завтра.
И все же я чувствую, что с проклятием покончено. Может быть, в меня вселяют оптимизм гормоны беременности, или я по натуре оптимистка – не могу подавить триумфальную радость, что в моем животе растет маленькая жизнь. Я уже влюблена в ребенка, он олицетворяет для меня новое начало, независимо от того, насколько это разумно.
– Крепко держись за мою руку, – говорю я Себастьену. – Если мы разделимся, то не найдем друг друга в толпе.
Когда мы только приземлились, я предложила ему взять напрокат мобильный телефон, однако он отмахнулся. Заявил, что прекрасно обходился без него почти семьсот лет и не видит в нем смысла сейчас.
Должна признаться, я ему чуточку завидую; порой мне кажется, что я не могу жить без электронного устройства, ставшего продолжением моей руки.
Мы петляем по набережной в толпе людей. Музыка гремит из старомодных бумбоксов и современных портативных колонок, меняясь от квартала к кварталу: хип-хоп, классика, джаз, гимн Нидерландов. Сегодня ликует вся страна, от мала до велика.
Мы проходим мимо парка с колесом обозрения, каруселью и другими аттракционами. По дороге бежит группа студентов с голыми торсами, раскрашенными оранжевой краской из баллончиков. Они улюлюкают и кричат: Lang leve de koning! Hoera, hoera, hoera! Да здравствует король! Ура!
Я снимаю их на видео для Кэти и мамы.
Вот и площадь, где король будет произносить речь по случаю своего дня рождения. Себастьен спрашивает у парочки на скамейке, можно ли мне присесть. Услышав, что я беременна, они вскакивают и пожимают ему руки, горячо нас поздравляя.
Какое-то мимолетное мгновение он выглядит счастливым, однако как только парень с девушкой уходят, тревога возвращается.
Праздничный шум на улицах и каналах нарастает. Мне хотелось бы погулять еще, однако внезапно наваливается усталость.
– Ты не против вернуться домой? – спрашиваю я.
На всякий случай мы уже запаслись имбирными леденцами от морской болезни.
– С удовольствием, – говорит он. – Оттуда даже интереснее смотреть, а здесь нас скоро совсем затолкают.
Мы отступаем, вернее переходим на более удобную позицию, и я провожу остаток праздника, заняв наблюдательный пункт на палубе.
Себастьен
– Мои поздравления, и мама, и плод выглядят полностью здоровыми, – говорит доктор Де Фрис, проводя ультразвуковой палочкой по животу Элен.
К сожалению, я не разделяю ее восторга. Глядя на трехмерный снимок, я сомневаюсь, как можно понять что-то по такой крошечной картинке. Разве не следует провести еще какие-то анализы? Подробно все изучить, поинтересоваться мнением иных специалистов для большей уверенности? У меня многовековой опыт наблюдения за тем, как погибали Джульетты и многие другие люди, и я знаю, что смерть может подкрасться откуда не ждешь.
А Элен восхищается картинкой.
– Ой, какое чудо! А мы можем узнать, мальчик или девочка?
Я перебиваю ее, обратившись к доктору Де Фрис на голландском. Элен недовольно хмурится – она ничего не понимает.
Я перехожу на английский.
– Извини… Просто… я не хочу пока знать.
– Вы хотите, чтобы это
