Я не подтверждаю и не отрицаю ее догадку. Пусть думает что хочет. А Элен, конечно, догадалась.

Доктор Де Фрис вертит ультразвуковую палочку, рассматривая плод под разными углами.

– Я все равно пока не могу определить пол, – говорит она. – Вашему ребенку около четырнадцати недель, плюс-минус две. Половые органы будут отчетливо видны примерно через месяц.

Она переводит разговор на витамины для беременных, которые должна принимать Элен, а я мысленно подсчитываю, когда должен родиться ребенок, – в середине октября.

Я напрягаюсь. Почти полгода. Шесть месяцев надеяться, что ребенок выживет. Молиться, чтобы беременность не убила Элен. Бороться с самим собой, разрываясь между стремлением защитить женщину, которую любил целую вечность, и желанием, чтобы у нас наконец-то родился ребенок. Что может быть невероятнее и прекраснее, чем создать новую жизнь с женщиной, которая для меня все?

Тем временем Элен и доктор Де Фрис обсуждают сроки проведения осмотров.

– Мы пробудем в Амстердаме еще две недели, – объясняет Элен, – а затем отправимся на кинофестиваль в Канны.

– Как мило! – говорит доктор Де Фрис. – Тогда я запишу имя моего однокашника из медицинской школы, который руководит гинекологической клиникой на юге Франции. Советую посетить его в следующем месяце.

У меня включается тревожная кнопка.

– Зачем? С ребенком что-то не так? – спрашиваю на голландском я и с замиранием сердца жду ответа.

Доктор Де Фрис отвечает на английском:

– Нет-нет, никаких оснований для беспокойства, обычная проверка.

Я бросаю виноватый взгляд на Элен. Я не собирался переходить на голландский. Вероятно, я сделал это инстинктивно – пощадить ее, если будут плохие новости. Или мое нервное состояние повлияло на мозговую деятельность, и я перепрыгиваю с одного языка на другой, не отдавая себе отчета.

– Все будет хорошо, Себастьен, – говорит Элен. – Честное слово, я знаю.

Она протягивает мне руку. Господи, благослови эту женщину за ее терпение. Ради нее я постараюсь вести себя как нормальный человек.

– Спасибо, доктор Де Фрис, – прощаюсь я, по-прежнему не до конца веря, что и Элен, и ребенок здоровы. – В Каннах мы обязательно навестим вашего коллегу.

Элен

В Европе, если не считать Амстердама, меня всегда больше всего привлекала Французская Ривьера, приморская игровая площадка для богачей и знаменитостей, где проходит Каннский кинофестиваль – захватывающее гламурное действо, о котором большинство из нас только читали и видели по телевизору.

Мы подъезжаем к вилле Гарбо в Каннах, очаровательному белоснежному особняку с лепными украшениями на фасаде и узкими коваными балконами. Изящное здание совсем не похоже на отель.

Мне открывает дверцу мужчина в накрахмаленной униформе.

– Бонжур, мадемуазель. Добро пожаловать на виллу Гарбо.

У него за спиной появляется посыльный и забирает наши чемоданы.

Себастьен подбегает и хватает меня за руку, переживая, чтобы я не споткнулась. Я хлопаю его по руке и поддразниваю.

– Беременность – не инвалидность. Я в состоянии поддерживать равновесие и не разучилась ходить.

Он краснеет и убирает руку.

– Прости.

Я целую его в щеку.

– Мне приятна твоя забота, только не нужно так волноваться по пустякам.

Впрочем, он все равно будет волноваться.

Мужчина в униформе – Жан-Филипп – ведет нас к лифту, не останавливаясь у стойки регистрации.

– Разве не нужно регистрироваться? – спрашиваю я у Себастьена.

В уголках его губ появляется намек на улыбку.

– Очевидно, Жан-Филипп испугался, что ты можешь потерять равновесие на двух ступеньках, ведущих к стойке регистрации, ты ведь беременна. Решил не рисковать и отвести нас прямо в номер.

– Ха-ха, очень смешно, мистер комик.

Я легонько толкаю Себастьена в бок, хотя на самом деле рада, что он способен смеяться над собой. Он через многое прошел из-за прошлых попыток Джульетт завести детей, и ему нелегко.

– На самом деле, – поясняет Себастьен, – сотрудники отеля знают, кто мы, потому что водитель позвонил, когда мы приземлились в аэропорту, и сообщил, что мы едем.

– Жаль. А я-то думала, что с нами обращаются как со знаменитостями, потому что мы важные шишки.

Мы поднимаемся на лифте на верхний этаж. Жан-Филипп подходит к нужному номеру, отпирает и широко распахивает дверь.

– Ваш номер. Надеюсь, вам понравится.

Ничего себе! Это целые апартаменты! У меня захватывает дух: похоже, я ошиблась насчет важных персон. Таким я представляла себе шикарный французский дом, только этот в десять раз роскошнее. Солнце светит в огромные, от пола до потолка, окна, обрамленные серыми шелковыми занавесками, нижние половинки которых складываются, как оригами, открывая элегантную малиновую подкладку. Вокруг камина с искусной резьбой из белого мрамора стоят обитые бархатом кресла и диванчики. Стены украшают бра, закрепленные на кованых панелях с завитушками.

Из гостиной мы переходим в столовую. В центре длинного стола стоит хрустальная ваза со свежими орхидеями. Зеркальная тележка с напитками уставлена бутылками, похожими на шампанское, а на самом деле это газированный виноградный сок из Бургундии. Очевидно, к заказу фирменных напитков для беременной гостьи приложил руку Себастьен.

Еще в нашем распоряжении имеются небольшая кухня, две спальни и просторная терраса на крыше с панорамным видом на Канны, до самого моря.

– О, Себастьен… – Я распахиваю двери патио и вдыхаю теплый соленый воздух. Это настоящий рай.

Жан-Филипп удаляется, а мы выходим на крышу. На террасе стоят шезлонги и зонтики, защищающие нас от летнего солнца. Отсюда видно все Канны и безбрежное Средиземное море.

Себастьен обнимает меня и прижимает к себе.

– Даю евро за твои мысли, – говорю я.

– За мысли обычно дают не больше пенни, – отзывается он.

– Инфляция, – пожимаю плечами я. – Или, может быть, твои мысли имеют для меня особую ценность.

Он не отвечает, только тихонько смеется и целует меня в губы долгим и глубоким поцелуем. Затем опускается на колени, просовывает голову под платье и освобождает меня от трусиков.

– Добро пожаловать во Францию, – говорит он.

Себастьен

Элен дремлет на солнышке. Она сейчас красивее, чем когда-либо, ее животик начал немного округляться от зародившейся в нем новой жизни. Несмотря на боязнь проклятия, это для меня одно из прекраснейших зрелищ на свете.

Я прижимаюсь щекой к животу Элен. Она наклоняется и гладит меня по волосам.

– Расскажи нашей малышке о нас, – сонно произносит она.

– Почему ты решила, что это девочка?

– Просто чувствую, – говорит Элен. – Наверное, материнский инстинкт.

Не видя ее лица, я знаю, что она