Рассвело совсем недавно. Она спала, не смывая раскраски, и во рту стоял вкус черного пигмента. Харроу прикрыла рот вуалью, будто это могло помочь, и тихонько встала. Остальные еще спали в своих ледяных кроватях, как в могилах. Ортус высился прямо перед ней черной, слабо посвистывающей горой. Справа лежал Протесилай Эбдома с мечом на груди, походивший на памятник солдату, при создании которого скульптор несколько переусердствовал с мышцами. Справа от него устроилась его некромантка, короткие желтоватые кудряшки которой падали на детские щеки. Слева от Харроу лежала Диас – с открытыми глазами и рапирой поперек одеяла. Перчатки на стальной рукояти казались очень белыми, особенно по контрасту с обнаженной сепией кожи на запястьях.

Дверь в комнату Пент тихо повернулась на петлях, и показался ее добродушный, кудрявый и отвратительно глупый рыцарь в тапочках и двух куртках поверх пижамы. Завидев Харрохак, он прижал палец к губам и жестом позвал ее в комнату. Внутри сидела, свернувшись на широченном подоконнике, Абигейл Пент. Истлевшие доски слегка прогибались под ее весом. Она зачарованно смотрела, как падает град. Пахло чем-то жженым, вроде шоколада и пыли. Маленький электрический обогреватель дул еле теплым воздухом по полу, его вентиляторы жарко хрипели. Замерзшие пальцы Харроу почувствовали, что согревает он примерно ни хрена.

– Мерзко, как на улице, – тихо сказала Пент. – Кофе будешь?

Наверное, от него и пахло шоколадом. Харроу взяла кружку, в основном чтобы погреть пальцы.

– Давление падает с дикой скоростью… хотя тебе, наверное, нормально, после Дрербура-то. Удалось поспать?

– Я не обращаю внимания на окружающую среду, – только и сказала Харроу, – могло быть и хуже.

В ее келье и правда частенько бывало хуже.

– Только послушайте, – прошептал рыцарь Пент, держа в руках кофейник, истекавший паром. – Вот это дело. Мы еще сделаем из тебя Пятую, Преподобная дочь. Все неплохо, не могу пожаловаться, в Реке будет хуже.

– Герцогиня Септимус пока держится, – сказала Абигейл, не обращая внимания на ледяные пульки, пролетавшие рядом с ее головой. – Я пыталась уступить ей кровать… она так расстроилась, что храмовников нет. Я сказала ей, что вряд ли мы зазовем к себе мастера Октакисерона. Она не призналась, что он ей сказал, только сообщила, что он «был ужасен».

– Мелкий самодовольный сучонок, – сказал Магнус. – Был бы он моим сыном, я бы с ним поговорил. Неудивительно, что он куда-то заныкался.

– Надеюсь, твой сын будет другим, – заметила его жена, слегка улыбнувшись.

– Протесилай должен был его поколотить.

– Странно, – сказала Абигейл, игнорируя призывы своего мужа к насилию. – Восьмые обычно не прячутся.

Харроу решила, что нужно сказать правду. Решение далось просто. Она придерживала эту информацию только потому, что вечно болтавшая женщина не любила тишину Гробницы. К тому же Харроу не была уверена, что то, что она видела, случилось на самом деле. Но уже прошла почти неделя, и ее страшно утомило движение бровей Магнуса Куинна, когда он произнес слово «поколотить».

– Сайлас Октакисерон не прячется, – сказала она, – он мертв.

Оба уставились на нее. Очки некромантки Пятого дома запотели от холода, так что ее спокойный карий взгляд будто затянуло мутной пленкой катаракты.

– Прости?

– И Коронабет Тридентариус тоже, – добавила Харроу. – Судьба остальных из Третьего дома мне неизвестна.

– Оба… – начал Магнус, но жена быстро его перебила:

– Спящий…

– Нет, – сказала Харрохак.

Она рассказала Пятому дому о том, что видела, умолчав только о кровавом пятне в тумане.

Магнус и Абигейл обменялись очень долгим взглядом. Магнус выглядел встревоженным, а его жена – собранной и странно смиренной. После этого взгляда рыцарь покорно отхлебнул кофе.

– Надо было сделать его приоритетом, – сказала леди Пент.

– Не уверен, – возразил Магнус.

– Но его больше нет… не говоря уж о Третьей. Преподобная дочь, ты говоришь, что прошла уже почти неделя? Почти неделя, и ты молчала?

В голосе Пент звучали обвинительные нотки. Харрохак это не особенно понравилось, но это ее и не задело. Просто она почувствовала себя маленькой, пустой и твердой, как град, барабанивший по стеклу. Обогреватель выплюнул очередную бесполезную волну тепла, пахнущего пылью.

– Мне следовало убедиться, – объяснила она.

– В чем? – спросил Магнус.

Это не требовало ответа, так что Харрохак его и не дала. Она просто сжимала в руках кофе и смотрела со всем достоинством Девятого дома, зная, что краска на ее лице слегка смазалась, но все равно представляет собой весьма неприятное черно-белое зрелище. Переглядеть Магнуса Куинна было не очень сложно, он сдался примерно через пять секунд, посмотрел в окно и очень тяжело вздохнул.

– Он нам не нужен, – бодро решил Магнус.

– Нам нужны все, – сказала Абигейл.

– Да не было в нем ничего особенного.

– Потеря Тридентариус страшнее, – жестко сказала Харрохак и подумала, что Абигейл отвечает как-то рассеянно.

– Да-да, – говорила она, – я согласна. Просто… не ожидала. Если ее нет, вероятно… Преподобная дочь, не окажешь ли ты мне огромную услугу?

– Это зависит от услуги.

– Прочитай мне вот это, – попросила леди Пент.

Она поставила пустую чашку на холодный подоконник и вытащила из кармана небольшой мешочек. Расстегнула клапан и осторожно достала листок пожелтевшей бумаги. Развернула его, еле касаясь кончиками ногтей, очень медленно и нежно. Харроу встала, но рыцарь каким-то образом успел преградить ей путь к двери. Пот вдруг скопился над коленями, защекотал за ушами…

– Я хотела бы привлечь к этому вопросу своего рыца… – сказала Харрохак.

– Тебе нужен Ортус из Девятого дома, чтобы прочитать несколько слов? – спросил Магнус Куинн с широкой улыбкой – решительной, несгибаемой и вежливой. Как вызов на дуэль. Она попалась. Ну и дура. Она потеряла всякий страх перед Пятым домом и теперь была загнана в угол, как умеют только Пятые. Они все время улыбаются и ведут себя так, будто все это – шутка. Харроу сделала невозмутимое лицо, медленно сглотнула, чтобы не булькать от ужаса.

– Очень мелкий текст… – тянула она.

– Правда? – спросила Пент.

Некромантка Пятого дома не отпускала листок. Харрохак посмотрела на алые буквы, написанные так яростно и в такой спешке, что перо местами прорывало бумагу.

Я ПОМНЮ ПЕРВЫЙ РАЗ, КОГДА ТЫ ПОЦЕЛОВАЛА МЕНЯ. ТЫ ПРОСИЛА ПРОЩЕНИЯ. ТЫ ИЗВИНЯЛАСЬ, ТЫ СКАЗАЛА: «МОЖЕШЬ МЕНЯ БИТЬ, НО Я ХОЧУ ПОЦЕЛОВАТЬ ТЕБЯ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ», И Я СПРОСИЛ ПОЧЕМУ, И ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛА НИКОГО, КТО ТАК ХОТЕЛ БЫ ВЗОЙТИ НА КОСТЕР РАДИ ТОГО, ВО ЧТО ВЕРИТ, И ПОЛЮБИЛА С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА, И ПОПРОСИЛА О ТОМ, О ЧЕМ СЕЙЧАС ПРОШУ ТЕБЯ. Я ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО И ПОТОМ ПОЦЕЛУЮ ТЕБЯ, ЕЩЕ НЕ ПОНЯВ, ЧТО ТЫ ТАКОЕ, И ВСЕ ВТРОЕМ МЫ БУДЕМ ЖАЛЕТЬ ОБ ЭТОМ, НО ДАЖЕ В РАЮ Я БУДУ ПОМНИТЬ ТВОИ ГУБЫ, А ТЫ, ГОРЯ В АДУ, ВСПОМНИШЬ МОИ.