И Джейд знает.

Всю ночь в камере, всякий раз, когда голова клонится и велит ей уснуть, Джейд подскакивает и проверяет прутья решетки и шлакоблоки – не прячется ли там чье-то лицо, смотрит в сток посреди камеры – не торчат ли оттуда кончики лезвий. В таком месте нужно опасаться не только Фредди. В проходе между стенами может запросто возникнуть «Исполнитель желаний» и голосом наркоторговца спросит ее: не хочет ли она выйти на свободу сквозь эту плотную решетку? И если Джейд будет усталой, она может повестись на такое предложение, забыть об осторожности, в итоге ее вытянут сквозь стальные прутья как какую-нибудь тянучку.

Спасибо, не надо.

Но как бодрствовать без телефона? Без копья, на которое она накалывает мусор? Без скорбных излияний мистера Холмса по поводу Терра Новы. Без видеокассет. Без альтернативного рока группы «Фугази», что течет ей в уши. Без кричащей в ночи Леты.

А ведь шикарно все вышло, так? Лета выбросила вперед руку и поймала мачете за рукоять, словно оно свалилось с небес. Если она – не последняя девушка, тогда последних девушек вообще нет, и Джейд все выдумала от начала до конца.

Только она ничего не выдумала.

Джейд поднимается, делает пару шагов от одной стенки до другой – не разгуляешься, – мрачно смотрит в пол, как настоящая заключенная, но эту роль трудно играть, когда организм требует пи-пи. Удобств в камерах нет, только ночной горшок, примерно тысяча восемьсот девяносто девятого года. В него, наверное, по очереди писали еще Хендерсон и Голдинг.

Джейд разрешили воспользоваться женским туалетом в передней части здания, но только один раз – один поднос с едой назад, куда, между прочим, вошли два пакета апельсинового сока.

Важнее другое: если четверг уже клонится к вечеру, в чем она не сомневается, значит, большая резня не за горами.

– Шериф! – вопит во всю глотку Джейд, будто кричит в мегафон, при этом находясь внутри его. Не давая эху толком отразиться после первого крика, она кричит вновь и вновь, громче и громче, пока ключ в замке не заявляет о себе, давая ей шанс замолчать – и дверь открывается.

В камеру неторопливо вплывает Харди, на щеке призрачно отпечаталась перевернутая цифра «четыре» – он спал на своем настольном календаре.

– Либо предъявляйте мне обвинение, либо отпускайте, – требует Джейд, выкапывая нужные сведения из своего словаря «Закон и порядок».

Харди глубоко вздыхает, не спеша выпускает воздух обратно.

– Как колбаса? – спрашивает он и, не успевает Джейд достойно ответить, развивает мысль: – Есть такая старая песня Тома Холла, он сидит в каталажке и каждый день ест подогретую колбасу. – Харди похлопывает по стене из шлакоблока, словно проверяя на прочность. – И она начинает ему нравиться.

– В чем меня обвиняют? – спрашивает Джейд, пытаясь пригвоздить его взглядом.

Харди хмыкает, выуживает из-за пояса ключи, распахивает дверь и торжественным жестом предлагает Джейд выйти наружу – мир тебя ждет. Джейд проходит через порог, ни на секунду ему не веря. Харди потирает рот рукой, пряча улыбку.

– Это для твоего же блага.

– Сидеть в кутузке?!

– Отец показал мне твою комнату.

– Неужели он пустил вас в дом?

– Что тут такого? Теперь это официально, Джейд, ты уж извини. Ты – беглянка.

– Мне почти восемнадцать.

– Это значит… дай мне вспомнить арифметику, дай мне… значит, пока тебе семнадцать, и на тебя распространяются совсем другие законы.

– Никуда я не убегаю.

– Я уже не говорю о покушении на жизнь Леты Мондрагон, – продолжает Харди, лениво двигаясь перед ней к своему кабинету.

– Я ей кое-что передавала, а не пыталась навредить, – бурчит Джейд.

– А если бы она это «кое-что» не поймала?

– Я знала, что поймает.

– Скорее, тебе просто повезло, – вздыхает Харди, выводя ее в коридор.

– В туалет можно? – спрашивает Джейд, потому что дверь в туалет – вот она.

– Чуть позже.

– Это жестоко и недостойно!

– Блин, только не надо меня заводить, – откликается Харди с ухмылкой и предлагает ей сесть по другую сторону стола, куда сажают нарушителей, а сам стоит и ждет, когда она устроится. В гнездо у края стола воткнут шнур – подзаряжается ее телефон – кажется, единственное, что Джейд сейчас видит.

– Мне правда надо пописать.

– Горшок тебе чем не угодил? Обошлись бы без лишних споров. – Харди достает из держателя серебристую ручку с забавным узором и прокатывает ее по костяшкам пальцев. – Сама знаешь, какие нынче пошли детишки. Да, именно, детишки. Тебе все еще семнадцать, юная леди. И ты пустилась в бега. Твои вещички я нашел в лесу. Тут, как говорится, ничего личного, свои обязанности я должен выполнять.

– То есть я здесь не из-за того, что могла видеть той ночью? – Джейд старается подбирать слова.

Харди откидывается на спинку скрипучего кресла и внимательно изучает потолок, давным-давно изученный.

– Что такого ты могла видеть? Если хочешь, могу взять у Мэг свой диктофон, сделаешь официальное заявление. Или нет – взять диктофон можешь ты. Ты же знаешь, где он, верно?

Он нависает над ней и смотрит в лицо, сжимает и разжимает губы, будто только что помазал их и хочет, чтобы крем разошелся по всей поверхности и сделал свое дело.

– Ничего, – наконец выдавливает Джейд. – Вообще ничего не видела, шериф.

Джейд гадает, не эти ли самые слова в свое время произнес тринадцатилетний Клейт Роджерс, и если да, то не допустила ли она сейчас грубейшую ошибку?

– За последние пару недель смертей здесь произошло больше, чем за предыдущие сорок лет. – Харди подается вперед и упирает локти в стол. – Тут мне попадается местная фанатка ужастиков, бегающая по ночам с мачете, на клинке которого нацарапано имя.

– Джейми Ли Кертис.

– Знаю, «Голубая сталь». Там вроде никаких страшил нет.

Джейд оценивает эту реплику по достоинству, но не подает виду.

– Она последняя девушка, понимаете? – Джейд старается говорить без нажима, будто они просто болтают о кино, и шериф не перебирает свои карточки с записями, ведь на одной из них написано то, что она ему недавно сказала – про Мелани.

Харди просто смотрит и ждет, что Джейд продолжит распинаться о Джейми Ли Кертис, мол, она навсегда останется последней девушкой. Но это было бы слишком легко. И ей жуть как охота писать.

– Так вы меня за это упекли? – уточняет Джейд. – За оружие? Решили, что я сбежала?

– Бегать нельзя даже с ножницами, а уж с мачете и подавно, как считаешь?

– Потом спасибо мне скажете, что я ее вооружила.

– Из-за того, что ты говорила? – спрашивает Харди и снисходительно пожимает плечами. – Медведь меня чуток просветил насчет… Скуби-Ду?

– В стиле Скуби-Ду, – с отвращением фыркает Джейд. – Кто-то в маске. Возможно, ее отец.

– Ее – это…

– Леты.

– В субботу, – уточняет Харди, глядя ей в глаза.

Джейд отворачивается, смотрит в сторону озера. Мистер Холмс борется с ветром на своей стрекозе.

– Наверное, тут я должна сказать: закройте все пляжи.

– Это из «Челюстей».

– На воде будут дети.

– В видеоиграх они и