понять, что «Уля пытается любой ценой спасти ситуацию».

Она бы так не смогла. Превратить свое удивление и несогласие в то, что делает одна из них, в своего рода насмешку над неловкостью. Мягко, терпеливо, не говоря ни слова прямо. Смягчить, успокоить, избежать конфликта, не критиковать, потому что «и так в конце концов сами догадаются». Урсула была в этом непревзойденной. А в их «святой троице» она, несомненно, была самая святая.

Проблема Урсулы в том, что она эту свою специфическую социотехнику переносила на большую часть отношений в своей жизни. В частности, на отношения с мужчинами. Аккуратно, терпеливо, не говоря ничего напрямую, дает им понять, чтобы они «сваливали нахрен с ее жизненного пути». Наивно надеясь, что они в конце концов сами догадаются. Правда, к тому времени когда до них доходило, она уже была эмоционально разбита.

В какой-то момент Аня сказала:

– Что касается Джерси, девочки, послушайте, мы впервые за столько лет поедем куда-то вместе. Втроем. Как когда-то.

Агнешка с Урсулой посмотрели друг на друга. Уля подняла большой палец вверх.

– Хорошо сказала. Впервые за столько лет. Последний раз мы были вместе еще в прошлом веке, – сказала Урсула.

– Правда? Так давно? Невозможно! – воскликнула Аня.

– Возможно. И не спорь со мной, соплячка. Это было в те времена, когда я думала, что силикон – это то, на что клеится плитка в ванной, – хихикнула Урсула. – Мы тогда ломанулись в развратный Париж. Лет двадцать назад. Поддавшись на горячие уговоры этой вот пани, – добавила она, указывая на Агнешку.

– Двадцать лет? Не верю! – воскликнула Аня.

– Двадцать один, – сказала Агнешка. – Восемнадцатого июля тысяча девятьсот девяносто шестого года. Вчера могли отметить двадцатиоднолетний юбилей.

Аня резко повернулась и посмотрела на нее в шоке. Урсула проглотила кусочек сэндвича и воскликнула:

– А ты что? Киборг, что ли? Или ходячий календарь «Гугл»? Может, ты еще скажешь, что это был за день недели?

– Четверг, – спокойно ответила Агнешка.

Урсула сделала глубокий вдох, а потом взорвалась смехом. Аня смотрела на свою подругу так, как будто та превратила воду в вино. Наконец, и она улыбнулась.

И тогда в ход пошли воспоминания. С каким-то странным удовольствием они рассказывали друг другу то, что каждая из них и так хорошо знала. В какой-то момент их диалог перешел в восторженный крик: а помнишь то, а помнишь се? А он сказал то, а потом она сделала это. А этот польский портье в отеле? Как, черт возьми, тот отель назывался? Сейчас это не важно. А эта очаровательная улочка на Монмартре и лестница, где сидели и пили вино из бутылки? В тот день Аня надела обтягивающее платье, а вот трусики как раз нет и вечером пошла соблазнять портье. Но не соблазнила. Несмотря на отсутствие трусиков. А до Монмартра был Ренуар в Музее д’Орсе. Нет, это было не в тот день! В тот! Ты что такое говоришь? Из д’Орсе мы отправились на площадь Пигаль, в Музей эротики. А помните того адониса из Швеции в очереди на Эйфелеву башню? Смотрел на Урсулу, как на Мону Лизу. Когда он начал с ней флиртовать, она ему сказала по-английски, что больше всего любит по-французски.

– Боже, девочки, – воскликнула Урсула, – что мы тогда вытворяли! Жаль только, что наш поезд уже ушел.

Потом, уже в такси, Агнешка подумала, какие же они все разные, и несмотря на это, их дружба пережила столько лет. А еще она никак не могла понять, что заставляет людей совершенно по-разному вспоминать одно и то же событие. У нее, например, от Парижа Монмартр в памяти совсем не остался, музей на площади Пигаль – как в тумане, зато все, что происходило в отеле – четко и в деталях. Включая тембр голоса и цвет глаз польского портье, который также был официантом. Принес ей на завтрак кофе с виски или, как сказал – кофе в виски. Это было восемнадцатого июля, когда из-за волнения, страха и радости она не могла ничего проглотить. Ни Урсула, ни Аня не знали, что она едет в какой-то аэропорт. Не знали они также, как сильно она была тогда влюблена. Наверное, поэтому она все запомнила совсем по-другому.

Она достала телефон из сумочки. В календаре отметила дни с седьмого по одиннадцатое сентября как отпуск за свой счет, а в комментарии для секретарши написала, что будет абсолютно недоступна.

Из радио раздался грустный голос Кортеза. Она удобно устроилась на заднем сиденье и закрыла глаза.

– Не могли бы вы сделать погромче? – попросила она таксиста.

– Разумеется. Моя дочь очень его любит, – ответил он.

И тут ее догнала мысль: а ведь Урсула права, жаль только, что их поезд уже ушел.

@11

До монастыря они добрались уже в темноте. Ворота были закрыты. Только одно окно в башне мерцало слабым светом. Они стучали, кричали, бросали мелкие камешки через стену, пытаясь попасть в здание, обошли стены в поисках другого входа.

– Здесь все закрывают уже с восьми вечера. Летом тоже. Мы забыли об этом, – сказала Надя, когда они отказались от попыток проникнуть в монастырь и сели на траву рядом с машиной.

– Я не забыл. Иначе я бы не стал будить тебя на рассвете, чтобы успеть на поезд, – возразил он.

Отправились с вокзала в начале седьмого. План состоял в том, что они сначала доберутся до Ольштына, затем до Щитно, а оттуда до Ручаны-Ниды, чтобы на такси доехать прямо до монастыря. Если бы все пошло по плану, они уже к пяти вечера были бы на месте. Но…

Поезд встал в чистом поле в десятке километров за Торунью. А встал потому, что в вагоне первого класса вспыхнул пожар. Пассажиров успокаивали, что нового состава придется ждать недолго, около часа. Он проверил расписание поездов от Щитно. Несмотря на часовую задержку, они все равно успевали добраться до монастыря до семи вечера. Но прошло более двух часов, которые они провели в разогретом солнцем купе, а кондукторы по-прежнему упорно утверждали, что состав уже в пути и будет с минуты на минуту. Надя проверила в интернете, как далеко от «чистого поля» до ближайшей асфальтовой дороги. Оказалось, что всего двадцать минут быстрой ходьбы. Они надели рюкзаки и двинулись вперед.

Надя – в отличие от него – приняла случившееся стоически. Рассказала ему, пока они шли, о своем путешествии по железной дороге на Мадагаскаре. Через небольшой населенный пункт, где она остановилась, проезжал один поезд в сутки, пассажирский до Антананариву, столицы страны, согласно расписанию, в семь