Как только хан проснулся, являются к нему в спальню особые прислужники: стоя на коленях, один держит лоханку, а в это время кумганджи льет воду из серебряного кувшина; в то же время полотенщик держит кончиками пальцев полотенце, которое он ловко набрасывает своему повелителю на руки; когда те двое исчезнут, особый цирюльник бреет голову, причем должен уметь искусно обжимать череп, что особенно любят жители Азии. Когда хан сильно утомлен делами, призывается костоправ, на обязанности которого потоптать коленями спину и вообще размять все члены хозяина. При наступлении ночи постельничий должен послать войлоки или матрацы для ночлега. Великолепная верховая сбруя и оружие находятся под надзором казнаджи; при торжественных выездах он всегда сопровождает хана, и во главе его свиты идет скороход с султаном из перьев.

Кушанье, одежда ханская мало чем отличаются от пищи и одежды зажиточных узбеков. Хан носит такую же баранью шапку, сапожищи, такой же ситцевый или шелковый халат, подбитый толстым слоем ваты и пригодный разве только для холодных стран Сибири.

Как и всякий правоверный, хан, вставши с постели до восхода солнца, должен молиться вместе со всеми, что продолжается около получаса. К утреннему чаю приглашаются ученые муллы, которые дают свои толкования на разные тексты священного закона. Если под мудреные толки случится хану всхрапнуть, то муллы удаляются: это называется утренним отдыхом. По пробуждении начинается селям (прием) министров и разных чиновников: решаются государственные вопросы, например: как поступить с соседом, не сделать ли на русскую границу набег и т. п.; сюда же призываются беки, сборщики податей для представления отчетов. За малейшую ошибку в отчете можно поплатиться головой. Затем хану подается завтрак; присутствующие должны почтительно стоять, а по окончании завтрака любимцы получают от хана приглашение сыграть с ним в шахматы. Так время проходит до полуденной молитвы. После этого намаза хан выходит на передний двор, садится на возвышение и начинается публичный суд: всякий волен принести жалобу, хотя бы из-за краденой курицы. Народ толпится у ворот — шум, гам, но впускают поодиночке. Бывали случаи, что жалобщик переспорит и самого хана, но зато хан одним кивком головы может приговорить другого к смертной казни. Палачи тут же приводят приговор в исполнение. Покончивши с судом, хан едет прокатиться, но к солнечному закату ему надо быть дома, чтобы принять участие в общей молитве. Остальное время до ночлега хан проводит с самыми ему близкими. Подается роскошный ужин, появляются певцы, музыканты; только настоящей веселости там нет. Узбек слишком важен, чтобы веселиться, а тем пуще хохотать; всякие забавы, по его мнению, могут тешить только женщин или ребят.

Жена хана не имеет никаких титулов; все ее отличие заключается в том, что ей прислуживают дочери чиновников; невольницы для нее набирались из пленных персиянок или покупались в Аравии. Свободой ханша пользуется меньше, чем жены других владетелей Востока. Обычай требует, чтобы ковры, одеяла, подушки, халаты и вообще все домашние вещи хана были приготовлены руками жены. Если ханша захочет проехаться в один из летних дворцов, то она выезжает не верхом, как это принято в Персии, а в размалеванном рыдване, обвешанном коврами. Впереди и сзади рыдвана едут несколько всадников с белыми палками. При проезде ее все поднимаются с мест и отвешивают низкие поклоны, хотя лица своей повелительницы не могут видеть из-за ковров. Лето ханское семейство проводит не в столице, а в летних дворцах, выстроенных среди садов, с бассейном воды, украшенных небольшими кусочками зеркал, что у хивинцев считалось большой роскошью. Таковы властители Хивы.

Сама она была страшна не войсками, а своей отдаленностью от наших окраин и тем положением, какое занимает, окруженная пустынями. В обитаемых же частях этих пустынь кочевали народы, платившие дань хивинскому хану, следовательно, ему подвластные.

Царь Петр наметил вглубь средней Азии два пути: один на Хиву, по которому шел Бекович, со стороны Каспия. Этот путь, как увидим, был изведан еще раз. Другой путь — со стороны Сибири. Одновременно с Бековичем отсюда был также направлен русский отряд под начальством капитана Бухгольца, который на окраине киргизских степей заложил два укрепления: Ямышевское и Омское, ныне город Омск. В следующем году была заложена также на Иртыше Семипалатинская крепость, а в год смерти царя (1725) — Усть-Каменогорская крепость, в том месте, где Иртыш выходит из Алтайских гор. Линия иртышских укреплений ограждала край от набегов кочевников; вслед за войском и казаками шли земледельцы и селились навсегда под охраной крепостей. Наступая с двух сторон, подчиняя по пути кочевников, русские люди углублялись все дальше и дальше; лет через полтораста они уже прямо столкнулись с Хивой, завладев ближайшими к ней путями. Только тогда наступил ей конец.

Лишь немногие люди способны глядеть в даль веков, как бы указывая путь грядущим поколениям. Вот почему история признает таких людей великими, государственными людьми, причисляя к ним по всей справедливости и нашего царя — Великого Петра.

2. Зимний поход графа Перовского, в 1839–1840 гг

Первый русский отряд, отправленный в Хиву под начальством Бековича, был истреблен, и это осталось без наказания; хивинцы стали с тех пор надменны и дерзки, несмотря даже на то, что наши государи как бы желали забыть их вероломство. Хива превратилась в разбойничий притон, живший грабежом торговых караванов и ловлей людей в неволю. Когда киргизы, каракалпаки и ближайшие туркмены присягнули Белому Царю на подданство, хивинцы то силой, то хитростью вымогали у них подати, подучали их нападать на наши крепости, отгонять казачьи табуны или на взморье жечь наши суда. Русским караванам, куда бы они ни шли, было приказано следовать на Хиву, где их обирали, как хотели; те же караваны, которые надеялись миновать Хиву, подвергались разграблению, причем часть добычи всегда поступала в ханскую казну.

А нужно сказать, что в это же самое время хивинские купцы невозбранно торговали в России; их караваны ежегодно приходили и уходили с Оренбургской Линии. С нашими чиновниками и послами в Хиве обходились в противность всем правилам, издавна признанным между народами. В конце царствования императрицы Екатерины по просьбе самого хана был послан в Хиву ученый доктор Бланкеннагель. Помочь больной глазами ханше ему не удалось: оказалось поздно, и доктор хотел было возвратиться, но его сначала задержали, а потом тайком приговорили к смерти, чтобы он не рассказал чего лишнего про Хиву. Узнав о злодейском умысле от наших пленных, доктор тайно бежал к туркменам, которые его благополучно доставили на Мангышлак. Другой раз был отправлен в Хиву с письмом от нашего министра Нессельроде один