Горислав не посмел ничего возразить князю. Умный, честный и явно неробкого десятка купец и сам уже смекнул, что слабо укрепленный Велиград станет ловушкой горожанам, коли те задержаться – и позволят данам себя окружить… А вот Ратибор посмел возразить Годолюбу – рослый и плечистый ратник, впервые проливший вражью кровь еще на поле Свентана, он счел важным заметить:

- Разумно ли выходить за стены против столь изрядной рати данов, княже? Если уж принимать бой – то все вместе!

Однако Годолюб лишь отрицательно мотнул головой:

- Поспешите к сече. Мужи ополчения охотнее и быстрее в бой пойдут, видя сражающегося князя!

Средний сын Вышана, впрочем, не сказал главного: он узнал парус драккара, заметно вырвавшегося вперед – и следующего к причалам Велиграда в сопровождение еще двух столь же быстрых судов. Ибо на парусе том искусно выткан огромный, черный ворон – символ верховного бога данов, Одина! Под таким парусом, как слышал в свое время князь, ходит сам конунг Гудфред… И, если тот первым причалит к берегу, уверенный в превосходстве многочисленной рати (как и в том, что славяне не рискнут выйти за стены крепости!), то есть реальный шанс встретить ворога на равных.

А там или убить, или пленить конунга… Но нужно действовать быстро – корабли данов вот-вот доберутся до причалов!

Выбор сделан – а раз сделан, то и сожалеть не о чем. Может, и не до конца отпустивший голову хмель толкнул князя в сечу… Но времени на долгие размышления Годолюба уже не осталось. А потому он поспешно сбежал со стены вниз, приняв из рук дружинника кольчугу с короткими рукавами – и натянул ее через голову прямо поверх праздничной рубахи. Вот и пояс с верным мечом – символом княжьей власти! За пояс отправляется и секира из харалуга, подарок тестя – а в руках оказываются крепкий щит и две сулицы.

- Береги сына!

Новоиспеченный отец, толком и не понявший, что такое отцовство и как быть родителем народившемуся сыну, быстро коснулся сухими, горячими губами лба Рюрика. И вроде и мал сынишка, и ничего не должен понимать, а на отца вроде как посмотрел испуганно… И тоскливо. Умила, законная жена, подавшая мужу ребенка, только отчаянно всхлипнула, не сумев ничего толком сказать уходящему на сечу Годолюбу – лишь кивнула уже вслед. Ибо горло ее перехватило от страха и рвущихся наружу рыданий... А вот Рада – младшая и уж больно воинственная сестра (ей бы мальчишкой родиться, добрый был бы воин!), яростно воскликнула, потрясая маленьким кулачком:

- Убей их всех, брат! Пусть знают, как нападать на ободритов!

Годолюб невольно усмехнулся – после чего отрывисто воскликнул:

- Открыть ворота!

Тотчас заскрипели прочные дубовые створки, отрываю дорогу к причалам – а князь обратился к дружинникам с короткой речью:

- Гриди мои, славные мои воины! Не на жизнь – на смерть зову вас за собой, потому как живыми нам из этой сечи не выйти… Кто трусит, кто готов бежать, предав честь воинскую – пусть бежит прямо сейчас! Покуда даны еще не высадились – и не догнали труса вместе с женкой его и детками!

Никто не стронулся с места – и приободрившись, Годолюб закончил:

- Не мы пришли к ворогу, не мы звали к себе данов! Но коли явились они на брань – то пусть сполна кровью умоются! Ворог запомнит нас – и будет вспоминать грядущую сечу в самых жутких ночных кошмарах! Гойда!

- Гойда!!!

Сквозь открытые ворота княжьей твердыни ринулась в бой дружина Годолюба в сто двадцать воинов, следуя под стягом с пламенным соколом Вышеславичей… С пламенным соколом-рарогом!

И уже вдогонку брату и его воям Рада воскликнула:

- Пусть сегодня сокол заклюет ворона! Пусть сегодня сокол заклюет ворона… - повторила девушка уже тише свою молитву-оберег, яростно сжимая кулачки.

Этой весной Раде исполнилось всего-то шестнадцать лет…

И не ведала ни она, ни средний брат ее, что старший их родич и верховный князь ободритов Дражко прямо сейчас прорубается из осажденной крепости, теряя последних своих воинов. Прорубается, чтобы бежать! Бежать… И собрать войско против восставших смолинцев и глинян, подло предавших союз ободритов и своего князя – и ударивших одновременно с данами!

Нет, не ведал о том Годолюб, посылая людей своих в искусно подготовленную ворогом ловушку…

Глава 2. Схватка с данами.

Велиград, стольный град князя Годолюба, вождя бодричей. Лето 808 года от Рождества Христова.

То ли не выветрившийся еще хмель, то ли сама многочисленность кораблей данов, то ли гнетущее чувство неизбежного конца (а может, и все вместе!) помешали Годолюбу правильно оценить размеры «Клака», по-славянски «Ворона» – драккара конунга Гудфреда. Ибо последний нес не жалкие полсотни, а целых восемь десятков хирдманов! Ладьи-то славян поменьше будут… А потому на сто двадцать гридей (дружины трех ободритских судов), спешащих к месту высадки конунга, пришлось около ста восьмидесяти данов – на треть больше ворогов, на целых шестьдесят хирдманов!

И пусть уже открылись ворота Велиграда, ведущие к причалам, и Ратибор с Бояном уже повели на помощь князю ополчение и дружины купеческие – но и множество драккаров датских вот-вот пристанут к берегу… Только победа в самом начале схватки, только гибель Гудфреда или его пленение (особенно его пленение!) могут изменить ход вторжения северян.

Обе стороны это понимают…

На стороне данов – преимущество в численности. Однако они только начали высадку и не успели построиться, объединить хирды; ободриты же ясно видят свою цель, стремительно приближаясь именно к «Ворону»! И когда до драккара Гудфреда осталось три с половиной десятка шагов, над головами дружинных раздался зычный крик князя:

- Сулицы!

А в ответ, с секундным запозданием, проревел приказ:

- Скъялборг!

Ступившие на причал даны вытянулись в единую линию в три-четыре ряда глубиной. А по команде херсира, вовремя среагировавшего на опасность, они принялись спешно строить «черепаху»… Хидманы первой линии чуть присели, опустив щиты к поясу и прикрыв ими грудь и живот, воины второй линии подняли собственную защиту над головами соратников под небольшим углом, заодно прикрыв и себя. Оставшиеся же даны вскинули щиты над головами, смыкая их краями… Но успели не все!

Как и не все хирдманы успели покинуть драккар