«Завтрашнего дня не существует. И вчерашнего дня не существует. Есть один вечный день, и в нем ты сейчас, дед Василий, – это сказал другой мужчина, лет пятидесяти, выйдя к гробу. «Это Иван, он по стране много мотался, родных никого нет, ремонтировал суда на Дальнем Востоке, был дважды женат, потерял жилплощадь, документы у него менты сами и отняли, остановили однажды на улице „проверить“, дальше требовали денег, пытали, а потом вышвырнули уже без документов. Он писал жалобы в прокуратуру, обращался к государству, просил помочь ему восстановить документы – все было безрезультатно. Пытался обращаться к президенту, звонил, писал…» – продолжал рассказывать ребятам о собравшейся здесь публике Сергей. «Нет сердца ни у кого на этом свете, дед Василий, только у тебя одного было сердце. Только ты сочувствовал простому человеку, оказавшемуся на обочине жизни, человеку, от которого все отказались и которому некуда пойти в этом мире. Вместе с тобой роняли мы слезы на наш хлеб. Спасибо тебе, что жил ты с нами в этом лесу, помогал нам и защищал нас», – закончил Иван свою речь у гроба деда Василия.

И многие другие бездомные выходили и говорили свои речи. Сергей подвел Машу и Даню поближе, к гробу, к стоящим рядом с ним лесным жителям. «Помянем деда Василия, хороший он был человек», – и Сергей налил ребятам и себе водки из бутылки в пластиковые стаканчики. Выпили. «Странный вкус у этой водки», – подумал Даня. Будто мерцала она, мерцало в ней это странное снежное свечение. Потом выпили еще немножко, и еще…

Бездомные продолжали вспоминать деда Василия и рассказывать истории об общении с ним. Вот вышла женщина к гробу – маленькая, горбатая, с крючковатым носом, с торчащими во все стороны седыми лохмами, зеленоватой кожей и перепонками на пальцах. Начала рассказывать: «Была я девочкой семилетней некрещеной, и мачеха утопила меня в болоте. С тех пор живу я здесь и хорошо знала тебя, дед Василий, старинный мой друг. Вижу я далеко, бегаю быстро, могу насылать кошмары, могу становиться невидимой, повелеваю болотными огнями, превращаюсь в жабу, но не смогла тебя спасти, дед Василий, от врагов, капиталистов, масонов, от смерти, коварно во тьме ходящей, от улыбки Билла Гейтса, от пидарасов, от финансистов, от привет-соседа, сиреноголовых монстров, о дед Василий».

И вышла другая женщина, очень бледная, с зелеными волосами, с сиськами большими-большими, аж страшно. Смотришь на нее и не понимаешь: то ли она невероятно уродлива, то ли ослепительно красива. И сказала: «Я тебя любила, Василий. Бывает, сижу ночью на траве, расчесываю свои волосы, ты подходишь, меня по голове гладишь. Бывает, сидим с тобой на вершине дуба и раскачиваемся вместе. Бывает, катаемся с тобой на снегу, и хохочем, хохочем. Дух тебе пухом, дед Василий, мох тебе мехом».

И вышел еще один – полумужик-полупень, полумужик-полукуст, полумужик-полулист, полумужик-полугриб, полумужик-полумох, полумужик-полуснег. И сказал: «ой ей, медведь, волк и филин помнят тебя, Василий, уй ой, заяц, лягушка, ворона знают тебя Василий, ий эй, кошка, козел и собака любят тебя, Василий». И он засвистел, захохотал, захлопал в ладоши, закричал, запел, заговорил голосами животных. Задул сильный ветер, снег летел в глаза. Лесные жители на поляне пели, пили, танцевали, кричали, хохотали. Сергей все подливал Маше и Дане в пластиковые стаканчики водку. Вот лицо его, они ведь никогда и не смотрели на него внимательно, какое-то было у него вроде ничем не примечательное лицо, а тут Маша посмотрела – лицо у него белое, как береста, и глаза у него тоже белые и неподвижные, а бровей нет. И все вокруг кружится-мелькает, кружится-мелькает.

Очнулись Маша с Даней на поляне, рядом с вывороченным деревом, никого нет, ни палаток, ни кострищ, ни следов человеческих, только почти пустая бутылка водки и пара пластиковых стаканчиков рядом валяются. «Маша, что за хуйня, кошмар какой, что это было на хрен, пошли отсюда скорей, господи, как здесь холодно, зуб на зуб не попадает!» Маша смотрит на Даню, у самой лицо белое, губы синие, снег на волосах не тает, и говорит: «Данечка, здесь тепло, снег теплый». «Маша, здесь холодно!» «Здесь тепло». «Холодно!» «Тепло». «Пошли!» «Нет». «Что???» «Некуда идти. И незачем. Ничего нет». «Ты с ума сошла совсем? Мобильник в кармане, сейчас выйдем на трассу, здесь вроде недалеко было от входа в лес, вон дорога, вызовем машину, поедем в Москву. Давай быстрее, пока мы не замерзли тут на хрен. В Москве квартира, карьера, комфорт, будущее, кафе, книжные магазины, культурные площадки, совместные проекты, полезные контакты…» «Нет ничего. Нет никакой Москвы. Не надо никуда идти. Смотри – снег теплый и мерцает». «Пошли!» «Нет». «Дура!» Молчание. «Сука!» Молчание. «Подыхай тут с твоими бомжами и чертями!» Молчание.

Даня разворачивается и уходит. Быстро-быстро бежит по лесной дороге, ему страшно, падает снег с елей. Он бормочет себе под нос: «Коза! Дура! Ничего, сейчас машину поймаю, заберу эту чокнутую, водитель поможет… вернусь за ней, машину в лесу поставим, вместе с водителем дотащим ее до машины… если надо – дурку вызовем… снег у нее теплый, твою мать… невменяемая…»

Маша стоит одна на заснеженной лесной поляне и смотрит вслед Дане, видит, как Даня бежит по лесной дороге, исчезает за деревьями. Долго стоит и молча смотрит. Потом садится рядом с вывороченным деревом, поднимает бутылку водки, в которой осталось совсем чуть-чуть жидкости, наливает в пластиковый стаканчик и выпивает. Ей совсем не холодно – все вокруг теплое, текучее, живое и мерцает. Она сидит на снегу с пластиковым стаканчиком в руке, и из-за деревьев медленно начинают выходить лесные жители: Алексей, Наташка, Иван, лешие, русалки, кикиморы, бездомные с опухшими, помятыми, изуродованными лицами, синими, зелеными, фиолетовыми, с огромными вывороченными губами, с перепонками на пальцах, они медленно обступают ее и молча застывают с ней рядом. Маша улыбается, и на поляну крупными хлопьями все сильнее падает снег.

Биолюминесценция

Женщины дошли до речки, что за большой лесной дорогой, в которую упиралась тропинка от их дома. Речка журчала, разливалась, да и Красный ручей как будто стал больше, полноводней, чем раньше. День клонился к вечеру, косое солнце сквозило в пространствах между ветвями елей, подсвечивало кучки нерастаявшего снега, болота-разливы талой ледяной воды.

«Смотри!» – в снегу, в глубине леса Инна нашла кусочек ствола небольшой березы. Внутри он был странного сине-зеленого цвета.

Сегодня утром Инна видела за окном их дома уток и селезней на Красном ручье. У него слишком сильное