Я надеваю длинное, до пола, платье из легкой голубой ткани и прикалываю к нему бежевую розу, срезанную в саду. Я обожаю стиль классической эпохи, его ценят и любят и в моем родном мире. Это время удивительного расцвета культуры, последовавшее за упадком периода раздробленнности арья на мелкие княжества и ставшее продолжением легендарной ведической древности, но на более высоком уровне.

В гостиной меня уже ждут. Кроме наших, там присутствуют несколько родственников из клана тен Марн, супруги и дети урожденных тен Норн. Вообще тен Марн считается музыкальным кланом, он взрастил несколько довольно известных композиторов и исполнителей. А вот тен Норн — клан художников, правда, рисуют в основном женщины. Понятно, что это не главные сферы деятельности кланов. Основное занятие тен Марн — обеспечение связи в космосе, оборудование космических станций и научные разработки в этом направлении. Им принадлежит несколько исследовательских и производственных компаний. Наш же клан в основном занимается юридическими услугами и владеет целой сетью адвокатских контор, ещё имеет дело с какими-то ценными бумагами, но я пока в это особо не вникала.

Взволнованная предстоящим, так всегда почему-то бывает, как бы хорошо ты ни играл, я сажусь за инструмент. Описывать музыку словами — бессмысленно и ни к чему, скажу только, что у меня получается очень даже неплохо. Мои преподаватели наверняка бы заметили некоторое количество разных недочетов, но у кого их не бывает?

Слушатели, похоже, удивлены не на шутку. Здесь музыка — опять же профессия. Но по словам тен Марн, я играю нисколько не хуже профессионалов.

Мы выходим в сад. Уже темно, но вдоль широких дорожек горят низкие фонарики, это очень красиво. Беседка, в которой мы рассаживаемся для уютного разговора за чашкой чая, освещается стилизованными под старину светильниками. Они светят достаточно ярко, чтобы не поставить чашку мимо блюдца и разглядеть сладости в небольших вазочках, но в то же время не нарушают атмосферы загадочного полумрака.

Тен Марн знают, откуда я. Естественно, без подробностей. Они думают, что у меня есть музыкальное образование. Вообще-то я начала его получать, правда, быстро не получилось, ведь половину каждого года я проводила в космосе. Но мне всего пару дисциплин оставалось сдать, чтобы получить сертификат за курс консерватории. Он в принципе не очень-то и нужен в жизни, но мне, во-первых, это было интересно, во-вторых, хотелось системных знаний, чтобы более успешно преподавать музыку. Такой опыт у меня уже был, и мне это нравилось.

Я говорю, что у нас не бывает такого, чтобы кроме музыки человек ничем другим не занимался. Все очень этому удивляются. Ну вот как им объяснить? Я все же пытаюсь, хотя, может, и не совсем удачно.

На мой взгляд, всякое творчество — это выражение каких-то смыслов. А чтобы эти смыслы были достойными и заслуживающими внимания, надо жить жизнью, полной разнообразных событий, впечатлений, переживаний. И чтобы все это обязательно было в контексте служения правому делу, преодоления трудностей, расширения горизонтов и постоянного роста над собой. Ну откуда ты будешь черпать вдохновение, если ведешь тихую обывательскую жизнь?

Поэтому лучшие творцы — это ученые, кшатри, спасатели, те, кто летает к далеким звездам и работает в экспедициях. Да, иногда бывают и исключения, но их очень мало.

Естественно, даже когда тебе есть, что сказать, всё равно требуется хорошее обучение и прилежное оттачивание техники, иначе ты просто не сможешь воплотить это и донести до других. Тут как у птицы — нужно два крыла, иначе не полетишь. Но, если честно, со смыслами у меня всё-таки пока слабовато. Может, это просто возраст, ведь по нашему времени мне всего 20 лет, а по здешнему 21, так как на Старом Айрине в году меньше суток, здесь их всего 350. Учитывая современную продолжительность жизни в 180–200 лет, это ни о чём.

На следующий день ко мне подходит Айли и просит научить её играть на синторе. Только, боюсь, из этого ничего не выйдет, потому что у нее нет привычки систематически заниматься чем-либо, прикладывая все усилия. Дина уже жаловалась, что дочь вспыхивает интересом, пытается по-быстрому свернуть горы, но, столкнувшись с мало-мальски серьезными трудностями, не может себя заставить их преодолеть и быстро остывает. Да, по сравнению с большинством здешних сверстников её знания весьма обширны. Все-таки к ней каждый день приходят хорошие учителя, которые мотивируют её хоть как-то заниматься. Только у нас её бы опередили даже 10-летки.

Хотя, почему бы и не попробовать? Из-за этого у меня точно не возникнет проблем, которых я опасалась, когда она втихаря от родителей обратилась ко мне с просьбой помочь раскрыть телепатические способности. К моему облегчению, их у неё не оказалось. Правда, слегка заглянув в её сознание, чтобы это определить, я ощутила, что она не чувствует себя счастливой. Но почему?

Глава 7

Когда у человека болит душа, надо быть крайне осторожным. Потому что бесцеремонное вторжение в его личное пространство может навредить ещё больше. Лучшее, что могут сделать близкие — проявлять заботу, терпение и ненавязчивую готовность помочь.

Вообще здесь много страдающих людей. Ведь с воспитанием детей всё очень печально. Меня просто оторопь берёт от совершенно диких сцен, которые иногда приходится наблюдать в общественных местах. Например, когда ребенок начинает ныть, требуя какое-нибудь лакомство или игрушку, а мама сначала препирается с ним, но потом, когда дело доходит до истерики, уступает и покупает просимое, награждая таким образом за деструктивное поведение. А ещё здесь принято обещать что-либо детям, а потом не выполнять. Неужели они не понимают, что творят?

Поразмыслив, я всё-таки решаю заниматься с Айли. Думаю, справлюсь. Ведь у нас те, кто учится в своем первом профессиональном лицее, обязательно изучают основы педагогики. Потому что все хоть когда-нибудь кого-то да учат, по крайней мере своих детей. Я знаю, как определить у ребенка наиболее эффективный способ восприятия учебного материала, как удержать внимание ученика, как мотивировать. Мне этого хватало, правда, опыт преподавания у меня невелик — всего лишь младшая сестра и ее подруга.

Одно из самых тяжких для меня лишений — это отсутствие возможности летать во флаере.