Шрифт:
Закладка:
Отряд проследовал за конвоем по главной улице под любопытными взглядами прохожих. Обычных конных путников стража не пустила бы дальше стены, отделяющей пригород с его апельсиновыми садами, караван-сараями и кварталами ремесленников от шахристана[35], но посольская тамга открывала любые ворота. Кушан только заставили подвязать коням под хвосты мешки для навоза.
Куджула жадно смотрел по сторонам. Город напоминал ему Эвкратидею – такие же прямые пересекающиеся улицы, герооны на площадях, барельефы на фронтонах храмов, завитки коринфских капителей…
Казалось, эллинов здесь даже больше, чем бактрийцев. Мужчины одеты в длинные складчатые гиматии, а молодые женщины – в пеплосы, из-под которых виднеется хитон, схваченный под грудью лентой.
Бактрийцы в полосатых халатах и цветастых головных повязках возились возле лавок: перетаскивали корзины и тюки, убирали выставленную для продажи утварь, закрывали на ночь ставни…
Вот женщины полощут белье в тощей речке Дихас. Стайки чумазых детей носятся по улице, чудом увертываясь от коней, ныряют в темные узкие проходы. А вот возница хлещет осла при виде приближающегося отряда, чтобы вовремя убраться с дороги, пока ему самому спину не обожгла плеть.
Эллинка с корзиной слишком поздно заметила всадников, бросила ношу и отскочила, всплеснув руками. Апельсины покатились по плитам, а та беспомощно стоит, глядя, как спелые плоды лопаются под копытами лошадей, превращаясь в оранжевое месиво.
Столица оглушала разноязыкой речью, суетой, удивляла смешением греческих и бактрийских нарядов, каменными домами, обилием товаров…
Дворец Гондофара располагался в крепости Бала-Хисар на окруженном глубоким рвом холме. Над наклонным цоколем из обожженного кирпича возвышалась стена с круглыми башнями, галереями и стрельчатыми амбразурами. Солнце заливало зубцы бордовыми всплесками, при этом тени длинными языками сползали в ров, где уже сгущалась темнота. Неприветливая, мрачная громада, окрашенная в кровавые закатные тона, с висящими на комлях бревен останками преступников, производила удручающее впечатление.
Сердце Куджулы забилось – неужели придется годами сидеть за этой зловещей стеной, вдали от Сурхандарьинских степей, вдали от воли.
Отряд пересек по висячему мосту ров и прошел под скрещенными балками герсы[36], едва не задевая их головами. В туннеле за аркой звон копыт оглушил, зазвучал набатом.
Кушаны прошли сквозь вторую стену, еще выше наружной, оказавшись перед огромным прямоугольным зданием с мощными башнями по углам. Привязав коней к кольцам в стене, зашагали за командиром конвоя в царские покои. Пересекли несколько комнат, внутренний двор с обводными коридорами, после чего, миновав последний пост стражи, вступили в просторный зал.
Куджула осмотрелся. Ярко пылают светильники, закрепленные на ступенчатых пилястрах, вдоль стен тянутся покрытые коврами суфы[37], в нишах белеют мраморные статуи. Трон в центре зала. Два леопарда уставились на вошедших немигающими глазами; хвосты нервно подрагивают. Рабы-дрессировщики напряженно следят за хищниками, намотав цепь на руку.
Гондофар жестом остановил слугу, обмахивающего его веером из павлиньих перьев, и встал. Холодный взгляд царя завораживал, казалось, веки едва сдерживают бушующее голубое пламя, такое же, как в глазах сидящих у его ног хищников.
Седые волосы намаслены и гладко зачесаны назад, высокий, изборожденный морщинами лоб открыт.
То, что хозяин не вышел встречать гостей, можно было расценить как дурной знак: он вел себя так, словно выиграл войну.
Тахмурес шагнул вперед и слегка наклонил голову, прижав руку к груди. Что бы он сейчас ни думал, нужно выполнять наказ отца.
3
– Приветствую тебя, царь.
Посол намеренно не назвал ассакена «великим царем царей». Новый хвастливый титул Гондофар принял после удачного индийского похода. Сказать так – все равно что признать себя вассалом. Оставалось надеяться, что обмен сигналами на этом закончился, все-таки он сюда не ссориться приехал.
В переводчике присутствующие не нуждались – ассакены говорили на степном диалекте, понятном кушанам. После формальных вопросов о здоровье близких и таких же формальных ответов Тахмурес обернулся к свите и жестом показал, что пора вручить царю пишкеш.
Двое воинов вынесли вперед хурджуны[38] из красной сафьяновой кожи. Разложили на ковре подарки: золотую посуду, инкрустированные самоцветами клинки из узорчатой булатной стали, рулоны ханьского шелка – ровно девять предметов, согласно этикету.
Гондофар улыбнулся одними губами.
– Спасибо за подарки, я посмотрю их позже. А сейчас я прошу тебя и брата разделить со мной трапезу. Твоих воинов накормят в казарме.
Царь хлопнул в ладоши, и тотчас из боковых дверей высыпали слуги, в считанные секунды внесли и накрыли длинный стол, подставили три кресла. Виночерпий разлил по ритонам вино.
Хозяин первым начал беседу: расспросил о дороге, поинтересовался, нет ли в посольстве больных, раненых. Разговор терял официальный тон по мере того, как наполнялись и опустошались сосуды.
– Ну что, понравился мой город? – Гондофар самодовольно ухмыльнулся.
Видимо, считал, что необъятные размеры столицы и ее величественная архитектура, которая создавалась веками, должны произвести на гостей неизгладимое впечатление. Его не смущало, что город был построен эллинами, а не ассакенами. Он перенес сюда резиденцию из Массаг всего несколько лет назад.
– Да, – сдержанно ответил Тахмурес. – Мы заметили, что ты не испытываешь недостатка в камне.
– Город большой, подданных много: в основном греки и македоняне, я их поселил в шахристане, есть также бактрийцы, иранцы, карийцы… Всем нужна крыша над головой, в том числе рабам и их семьям.
– Хорошо, когда рабочих рук в избытке.
– В избытке? – переспросил царь с деланным удивлением. – Да у меня каждый каменщик на счету. Тяжелый труд, грязная работа – где я возьму столько ремесленников?
– Ремесленников? – теперь удивился Тахмурес. – А обычные горожане разве не подлежат принудительному набору?
Гондофар досадливо поморщился.
– Бактра – не просто город, это полис. Я так договорился с эллинами, потому что они иначе не могут. Зачем мне волнения? Они все – клерухи, то есть землевладельцы, а значит, обязаны служить в ополчении. Вернее, думают, что клерухи: земля-то теперь моя… они за пользование наделами платят мне ренту. Царских рабов мало, потому что я, как и великий Искандер Румийский, покоренные народы не разоряю. Эллины не хотят, чтобы их храмы строились из глины. А бактрийцы с камнем работать не умеют, привыкли все строить из самана и пахсы. Только мы, ассакены, умеем все. Но мы – воины. Лучшие!
Царь довольно расхохотался. Он уже опьянел от выпитого, а может быть, только хотел казаться пьяным. Тахмурес мотнул головой и что-то невнятно буркнул, схитрил – вроде бы и согласился, но ничего конкретно не сказал, не придерешься.
Куджула, который не вмешивался
