Куджула сел на волчьей шкуре. Слуга молча стоял рядом, почтительно склонив голову. Кангюец был невысокого роста, сухощав и горбонос, с широкими скулами степняка из Семиречья[15]. Узкие щелочки глаз казались трещинами на загорелом обветренном лице. Длинные волосы свисали на плечи черными космами. Виски он давно не выбривал, как делали воины его племени, зато оставил тонкую бородку и висячие усы. Из-за спины высовывались рукояти пары мечей.

– Ладно, Октар, не вини себя, я быстро соберусь, ты знаешь.

Пружинисто вскочив, Куджула плеснул на лицо воды из стоявшего в углу глиняного хума, чтобы прогнать остатки сна. Он уже несколько ночей спал в сарае, не раздеваясь, приучал себя к походной жизни. В дороге придется спать именно так – в одежде, на шкуре под войлочным бурнусом. Хорошо, сейчас весна, а зимой спал бы, вырыв яму в снегу или прижавшись к теплому боку коня.

Подхватил снаряжение: акинак[16], натянутый скифский лук и деревянный горит[17] с запасным луком без тетивы. Отец приучил его с детства – оружие воин должен всегда держать у изголовья, даже если находится в безопасном месте. Все остальное повезут обозные лошади.

Выйдя во двор, он поежился от прохлады. Воздух был чистым и прозрачным, с едва ощутимым ароматом абрикосового и миндального цвета. Не оборачиваясь – потому что знал, что кангюец всегда рядом, – проронил:

– Оседлай тарпана, он иноходец – в самый раз для долгого пути, только проверь копыта, если что, отведи к кузнецу. Гнедая пойдет подъездком.

Все-таки обернулся.

– Как отец?

– Кашляет.

Куджула нахмурился и рывком затянул пояс. Во время охоты в Фанских горах Герай заблудился. В поисках дороги его отряд наткнулся на угольный пожар. Из глубокого провала поднималась удушливая гарь, а весь лес вокруг был выжжен. Пришлось вплавь пересечь Фандарью, чтобы обойти гиблое место. Промокший до нитки ябгу[18] потом целый день на холодном ветру скакал обратно в столицу. С тех пор он чахнет. Знахари не отходят от него ни на минуту, но снадобья не помогают. Еще недавно пышущий здоровьем, могучий владыка Кушаншахра за три недели превратился в сухого изможденного старика.

Куджула снова обернулся.

– Пишкеш[19] для царя Бактры[20] собран?

Октар молча кивнул.

С высоты холма, на котором стоял дворец Герая, хорошо просматривался весь город Халчаян: по склонам разбросаны белые дома знати, несколько кумирен, караван-сарай с выгульным двором. Вдоль берега Сурхандарьи сгрудились обмазанные пахсой[21] глинобитные хижины: кварталы гончаров, оружейников, медников…

Залитая солнечным светом равнина лежала перед ним как на ладони. Окраины терялись в утреннем мареве, но Куджула не нуждался в дальнем обзоре. Он легко мог по памяти начертить карту царства Кушаншахр от безводной степи за хребтами Кугитанг и Хау на западе до высокогорных пастбищ Бадахшана со стороны восхода солнца и от Амударьи на юге до Сырдарьи на севере – со всеми урочищами, песками и крепостями. Когда-то персы называли эту землю «Паретакеной». Хисарский хребет за спиной вроде и не такой высокий, как Памир или Хиндукух, однако попробуй перейти – перевалы к Согду можно по пальцам сосчитать. И на всех у отца стоят заставы.

Возле дворца ждал отряд. С десяток воинов держали в поводу навьюченных лошадей, ожидая приказа к выдвижению. Покрытые золотом ступенчатые зубцы террасной крыши искрились на свету.

Куджула поднялся по лестнице в айван[22]. Стражники почтительно склонили головы. Солнце взошло, но только подбиралось к южной стороне, так что колонны все еще отбрасывали косые черные полосы на белый мраморный пол. Казалось, что фигуры на фресках под потолком ожили и задвигались: одни взмахивают мечами, другие осаживают разгоряченных коней – сюжеты он знал с детства.

Пройдя сквозь анфиладу залов с коврами на стенах, Куджула подошел к покоям отца. Покосился на бронзовую статую Митры в образе греческого героя Геракла. Увенчанный лавровым венком бог в левой руке сжимает дубинку, а правую с открытой ладонью поднял вверх и приложил к уху, словно прислушиваясь к голосам внутри комнаты.

Ябгу сидел на скамье, накинув на плечи одеяло. Его знобило, ввалившиеся глаза, окруженные темными кругами, лихорадочно блестели. Перед ним стоял Тахмурес, старший сын, со свисающим на лоб чубом – таким же рыжим, как у отца. Поцеловав руку Герая, Куджула встал рядом с братом.

Царь внимательно посмотрел на каждого из них, затем продолжил прерванный разговор:

– Вы оба должны запомнить: нам нужен мир с Гондофаром.

Он жестом остановил Тахмуреса, который сделал шаг вперед, намереваясь что-то сказать.

– Слушайте меня внимательно. Сейчас мы слабы, потому что в нашем народе вспыхнула вражда. Тохары ведут себя нагло: захватывают пастбища и угоняют чужой скот. Уже есть убитые. Племенной совет пока еще поддерживает асиев, поэтому серьезного кровопролития удается избежать. Старики помнят, как ваш дед Агесил, разбив войска сака Мауэса, расширил земли кушан на востоке и стал ябгу. Но они не вечны, как и я…

Герай зашелся в кашле, прижимая ко рту платок. Вытерев губы, торопливо сложил его, чтобы скрыть кровяную мокроту. Потом продолжил, медленно и негромко, глядя на старшего сына:

– Я не хочу тебя отпускать. Тем более сейчас, когда я болен. Но положение серьезное. С запада нам угрожает Парфия: новому царю Артабану не дает покоя слава Митридата Эпифана. На другом берегу Мургаба была замечена конница противника. С востока, из-за Памира, в любой момент могут выползти бесчисленные полчища ханьцев. На согдийцев полагаться нельзя, мы всегда были врагами. А со стороны Синдха[23], словно бешеный пес, рвется и кусается Раджувула, сатрап Матхуры. Слава богам! – Гондофар затаился после зимней драки, окопался за Амударьей. Поэтому очень важно договориться с Римом о военном союзе против парфян. Пусть даже ценой серьезных уступок. После катастрофы в Германии Октавиану Августу нужны новые легионы, чтобы защитить Галлию, а для их снаряжения потребуется много денег. Я готов предложить римлянам беспошлинный провоз шелка через Кушаншахр, если они наладят торговый путь по Южному морю до Барбарикона[24] и договорятся с Гондофаром о проходе по его землям. Пусть только не отводят войска от границы на Евфрате, это свяжет Артабану руки. Мы не можем вести оборону сразу со всех сторон.

Герай замолчал, собираясь с мыслями. Было заметно, что он устал. Наконец ябгу снова заговорил, обращаясь к Тахмуресу:

– Я не знаю, успеешь ли ты вернуться… до того, как я уйду… Но у нас нет другого выхода, император будет говорить только с наследником престола… Я надеюсь на Племенной совет… Что бы ни случилось, – тут