Старик зашелся в кашле. Сыновья хотели помочь ему лечь, но он отстранил их рукой.

Он снова обращался к Куджуле.

– Я договорился с Гондофаром о том, что ты будешь заложником до тех пор, пока я не умру. В его дворце тебе нечего опасаться, он всегда держит слово. Я тоже – я обещал ему, что не нападу на Паропамис без объявления войны. Стерегись друзей – тохаров!

Жестом подозвал сыновей поближе, чтобы взять за руки.

– И помните: вы – братья, право на престол по закону у старшего, но обстоятельства могут измениться. Судьба народа важнее судьбы каждого из вас. Поклянитесь, что не прольете братскую кровь.

Братья переглянулись. «Клянусь» прозвучало одновременно. Герай удовлетворенно кивнул, но тотчас нахмурился. В голосе ябгу послышались железные нотки:

– Проклят будет тот, кто нарушит клятву!

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. С трудом поднявшись, обнял каждого из сыновей, а затем махнул рукой, отпуская их. Выходя из покоев отца, те снова услышали за спиной надсадный хриплый кашель.

Братья задержались на ступенях айвана, осматривая двор. Коренастый рыжий Тахмурес был на полголовы ниже Куджулы, шире в плечах, массивнее, а ходил, словно медведь, – вразвалку, но мягко и пружинисто. Он дальше всех метал боевой топор и мог легко выдержать схватку с двумя бойцами.

Куджула отличался от брата во всем, потому что был сыном Герая от второй жены – бактрийки Санаб, тонкой и грациозной, словно молодая серна. Первая, кушанка, умерла при родах, подарив жизнь Тахмуресу.

Он унаследовал от матери стройную фигуру, легкую походку и высокий лоб. А еще – карие глаза. От отца – мощную шею и широкие скулы. В отличие от брата, он предпочитал брить лицо, но делал это редко, ленился, отчего щеки и подбородок заросли щетиной. Слегка оттопыренные маленькие уши придавали его внешности наивность, которая была обманчивой: с детства он умел постоять за себя и никогда не избегал драки, хоть и был царевичем. Ябгу не делал различий между своими детьми и детьми соплеменников, пусть дерутся, иначе не вырастут воинами.

Но Куджула был мягче Тахмуреса и тянулся к книжным знаниям больше, чем к воинскому искусству. Вечера он просиживал в комнате Ипполита, пленного грека, которого отец купил, чтобы тот учил младшего своему языку и занимал рассказами о древних богах и героях родины Искандера Румийского[25] – отважного воина, покорившего полмира, хоть и не кушана.

– Отец совсем плох, – сказал Куджула.

– На все воля Фарро, – глухо ответил Тахмурес, поправил перевязь с мечом и легко сбежал по лестнице.

Братья попрощались с Санаб, которая одинаково нежно обняла обоих, но младшего еще и погладила по щеке. Браслеты на ее запястье печально зазвенели, а глаза наполнились слезами, ей почудилось, что она видит сына в последний раз.

Две наложницы Герая, совсем еще девочки, жались к челяди. Они мечтали о том, чтобы Куджула не вернулся никогда – пусть всемилостивая Ардохш дарует Гераю вечную жизнь, ведь если он умрет, они по древнему обычаю сати должны последовать за ним.

Вскоре отряд отправился в путь.

Ипполит стоял у дворцовой пристройки вместе с другими рабами. Поймав взгляд воспитанника, он резко вскинул руку в прощальном приветствии. Куджула лишь сдержанно кивнул – не пристало при воинах показывать привязанность к рабу.

По колесной дороге ехали рядом. Подъездки – запасные кони – послушно шли сзади, привязанные за повод к хвосту передней лошади. Переметные сумы были надежно закреплены в тороках.

– До новолуния осталось двенадцать дней. Успеем к началу игр? – озабоченно спросил Куджула.

В Бактре, столице горной страны Паропамис, каждую весну проводились конные игры, посвященные богине Аредви Сура Анахите. На несколько дней в столицу съезжались представители соседних стран, даже тех, которые считались враждебными. Гондофар – царь Паропамиса и Арахосии – обещал всем участникам неприкосновенность и достойный прием.

В предвкушении турнира Куджула старался не думать о том, что ему придется оставаться в плену до тех пор, пока не умрет отец. Традиция обмениваться царевичами помогала сохранить хрупкий мир на Амударье. Слишком много царств было на ее берегах и слишком мало плодородной земли. Зимой кушаны первыми перешли реку. Гондофар отбился, но потребовал прислать заложника, иначе грозился начать полномасштабную войну с привлечением союзников.

Тахмурес пожал плечами.

– Пятьдесят фарсахов[26] – это шесть-семь дней пути. Если нас ничто не задержит, успеем.

Вскоре Халчаян, родовое поместье Герая, превратился в крошечный муравейник на холме далеко позади отряда. Столицей Кушаншахра оставался Ланьши[27], называемый греками по старинке Эвкратидеей, но ябгу кушан перенес резиденцию к среднему течению Сурхандарьи, в город предков. Здесь ему никто не помешает организовать оборону на случай нападения других претендентов на трон – тохаров, ятиев, пасианов или сакаравлов. И не надо ничего согласовывать с Племенным советом.

Формально союзом племен управляют старейшины. Царь решает вопросы войны и мира, пополняет сокровищницу, отправляет посольства… А еще первым берется за плуг в начале весенней пахоты – такова традиция. Но настали трудные времена, так что даже старейшины не в силах погасить огонь начавшейся междоусобной вражды. Правда, двуличным сородичам, ставки которых находятся в долине Сырдарьи, сначала нужно перейти три хребта высокогорного Хисара, а на перевалах у Герая стоят надежные посты. Здесь, в долине Сурхандарьи, земля асиев, и никто их отсюда силой не выбьет.

Отряду предстояло пройти несколько греческих крепостей по правому берегу Сурхандарьи, построенных еще царем Эвкратидом, пересечь исчерченные арыками пески Каттакум и выйти к Амударье у купеческого города Тармит[28], где под охраной цитадели находится одна из многочисленных переправ.

Город большой, деловой, сюда доставляют известняковые блоки из каменоломен на Орлиной сопке в предгорьях хребта Баба, а также цельные куски бирюзы, сердолика и нефрита из Бадахшана, чтобы затем развезти их на арбах по бактрийским городам или сплавить на баржах в Хвайрезим[29]. Золото, намытое в горных речках Памира, а также серебро с рудников Вахана и Бадахшана тоже оседает здесь.

Что уж говорить про небесный камень ляджуар, который иноземные купцы называют «лазуритом». С копей Сар-э-Санг его везут в Тармит, где халдеи, эллины и серы предлагают за него баснословные деньги и чуть ли не дерутся друг с другом за лучшие куски сорта «ниили» цвета индиго.

На всем пути между горными цепями Байсун и Баба Куджула видел бесчисленные города, деревни и усадьбы кушан и бактрийцев. Всюду кипела работа: настала пора сева, расчистки каналов, выпаса