В другом конце зала я нашел еще одну дверь и лестницу вниз. С тех пор день я проводил, как обычно, прокладывая маршруты между пышущих радиацией гигантов и тусклых карликов, а вечерами, несмотря на усталость, пробирался в подземелье под домом.

Каждый раз я старался спускаться все ниже, исследуя каждый этаж от центра до дальних краев. Одни залы пустовали, другие, напротив, походили на огромные склады, заполненные контейнерами с одеждой, консервами, коллекциями семян и промасленными деталями механизмов. На некоторых располагались настоящие музеи из предметов быта горожан. Казалось, экспонаты там собраны с основания города.

За время подземных путешествий я не встретил ни одного человека. По залам и коридорам двигались механические тележки и многорукие автоматы. Без человеческого участия работали цеха, заполненные станками. Подземелье жило собственной жизнью, не замирая ни на секунду.

Однажды я набрел на библиотеку. Размерами она превышала все вместе взятые городские библиотеки и книжные магазины, видимые мной ранее. Сотни стеллажей, заполненные плотными рядами книг, создавали подобие улиц и переулков. Воздух пропитался сладким запахом клея и старой бумаги. Руки тянулись взять том побольше, сесть и забыться, листая пожелтевшие страницы.

Следующий месяц я провел, перебирая увесистые фолианты, и однажды наткнулся на несколько стеллажей, заполненных городскими хрониками разных столетий. Среди них нашлись тома пятисотлетней давности и даже древнее.

Я бегло просматривал выцветший местами текст, когда взгляд зацепился за нечто знакомое. Мне пришлось унять дрожь, чтобы еще раз прочесть пляшущие перед глазами строки. Триста лет назад некий господин, звавший себя Сеятелем, собирал на улицах города беспризорных. Я принялся лихорадочно листать другие тома. Имя Сеятеля встречалось и сто лет назад, и двести, и четыреста, и пятьсот.

Ночь пролетела незаметно. Когда на ручных часах пискнул будильник, я не сдвинулся с места, продолжая перебирать книгу за книгой. Я надергал из старой беллетристики пустые листы, разложил их на полу, прочертил линию времени и принялся кропотливо фиксировать то, что удалось найти. Уже через пару часов на бумаге ясно обозначились волны цикличных событий. В городе пропадали люди. Раз в несколько десятилетий из бедных кварталов исчезали целые семьи – ровно через шесть лет после очередного появления в городе Сеятеля.

Обложившись фолиантами, я продолжил исследование. Малая стрелка часов пробежала круг. День закончился, и снова наступила ночь. Глаза мои слипались, руки дрожали от усталости. Я поднялся, чтобы взять с полки новый увесистый том, но пол под ногами накренился, и темная волна обморока накрыла меня с головой.

* * *

Звонко щебетали птицы, мешая спать. Я вынырнул из сонной дымки и открыл глаза. Солнечные лучи пробивались сквозь листву за окном, играя яркими зайчиками на стенах и потолке. Я лежал на кровати в своей комнате, заботливо укрытый по шею одеялом. Моя одежда аккуратной стопкой лежала рядом, на стуле. В памяти всплыл обрывок сна.

… Садовник в сапогах и спецовке идет по саду к свежевскопанной грядке. Лица его не видно. В руках он держит плетеную корзину с семенами. Широкий взмах – и ворох семян летит в жирную черную почву. Садовник поворачивается ко мне.

– Ты – семя! – гремит его голос.

Он протягивает мне корзину:

– Ты – садовник!

Я бегу к нему, но не успеваю. Поднявшийся ветер гонит туман, фигура садовника растворяется в сизой дымке. Земля шевелится под ногами. Я наклоняюсь, отгибаю верхний слой чернозема. Под ним толстые белые корни сетью тянутся в глубь земли.

Окончательно проснувшись, я поднялся с кровати, оделся и вышел в сад. Птицы резвились на ветках деревьев. С другой стороны двора доносились веселые детские крики. Сеятель ждал под старой цветущей вишней. Я подошел и обнял его.

– Теперь ты готов, – произнес он, прижимая меня к себе.

Да, я был готов. Тогда, у корней старой вишни, сложилась моя новая судьба.

Вечером Сеятель сам повел меня в подземелье под домом. Лестница не понадобилась. Мы встали в центре главного зала особняка, пол под нами вздрогнул и начал, набирая скорость, опускаться. Замелькали подземные этажи. Я едва успевал отмечать, как много пропустил и не заметил в своих путешествиях.

Через минуту спуск замедлился. Мы оказались на краю огромного зала размером в железнодорожный вокзал. Вместо вагонов его заполняли массивные туши двенадцати космических челноков.

* * *

С тех пор прошло еще три года. Я научился управлять челноком, прокладывать курс и маневрировать в атмосфере планет. Космос стал для меня новым домом, а прежняя жизнь превратилась в смутное воспоминание. Я словно родился заново. Осталась лишь тонкая пуповина между мной и Сеятелем, но и она вскоре оборвалась.

Утро старта выдалось ясным. Мы с Сеятелем стояли на балконе, глядя, как восходящее солнце растворяет туман. Я плакал, словно ребенок, размазывая ладонями слезы по лицу, и Сеятель не упрекал меня за эмоции и слабость.

Когда слезы высохли, я развернулся и побрел в главный зал особняка. Платформа опустила меня к челноку. Как только я сел в кресло пилота, на мониторах началась трансляция с атмосферных дронов. Дом сложился, словно сборная игрушка, открыв провал стартовой шахты. Округлая туша челнока медленно выплыла из темноты и взмыла в небо, оставляя за собой белую облачную колею. Черный зев шахты захлопнулся, а на его месте снова поднялись стены дома.

Со стороны челнок напоминает рыбу. Обтекатели, будто плавники, опоясывают корпус. Спереди виднеется широкий глаз навигационной рубки, сзади – стреловидный хвост силовой установки. Полимерную обшивку, словно хребет, держит металлический каркас. Внутри него тянутся нити искусственного разума челнока. В толстых боках умещаются грузовой отсек и просторный салон с капсулами для двух сотен переселенцев.

Всю ночь перед взлетом к дому подъезжали самоходные брички. Мужчины и женщины, держа за руки детей, сходили с подножек на влажную от росы траву. Освещая дорогу фонарями, они брели между деревьями, так что вскоре весь сад наполнился огнями, словно налетела стая гигантских светлячков.

Перед рассветом люди выстроились в колонну и двинулись к челноку по туннелю, открывшемуся под домом. Грузно ступая, впереди процессии шел господин Домбровский. Поравнявшись с Сеятелем, он остановился. Их лица на мгновение осветил блеклый луч фонаря. В глазах бакалейщика блестели слезы. Он хотел опуститься на колени, но Сеятель его удержал. Они порывисто обнялись, Домбровский присоединился к процессии и вскоре затерялся среди других горожан.

Рабочие автоматы заполнили грузовые отсеки контейнерами с оборудованием, полуфабрикатами, одеждой, биоплазмой и репродукционными модулями. Спустя час челнок покинул атмосферу планеты. Я отдал команду, и две сотни сердец стали биться реже, погрузившись в искусственный сон. Мой разум потянулся к разуму челнока. Установился контакт, и мы прыгнули в слепящую звездную бездну.

* * *

Для переселенцев прошло мгновение, для меня – три долгих года, проведенных в поисках подходящей экзопланеты. Два континента, разделенные океаном, равнины, покрытые скудной растительностью, и умеренный климат – идеальные условия для нового поселения.

При посадке челнок поднял вихрь на зеленом ковре низкорослого леса. Корпус корабля глубоко вошел в рыхлый грунт. Я склонился над приборной панелью и вручную ввел пару команд. С новой силой заработал реактор, загудели турбины. Корпус задрожал. Челнок разделился на части. Закружившись, они соединились в бугристый конус, уходящий вершиной в землю. В мою кожу впились тысячи прозрачных нитей. Мой разум слился с разумом челнока, начиная мучительную трансформацию. Мир исчез в темноте, чтобы ярко вспыхнуть преображенным.

Я обрел новое тело. У меня тысячи рук. Они множатся и тянутся, вгрызаясь в толщу земли, ищут и находят. Тысячей ртов сосут из почвы живительные соки. Я расту, сплетая подземные ярусы и этажи. Мне подчиняются миллионы силовых нитей, способные вдохнуть жизнь в любую форму. Я един во многих лицах.

Последним аккордом над местом посадки поднялся цветок защитного купола, набух и расширился до границ будущего поселения. Запустились биоочистка и процесс воссоздания климата.

Через год новый дом будет готов. Проснутся переселенцы,