Шрифт:
Закладка:
– Шеф звонит, – прервал его размышления Робин.
– Нашел время! – Вяземцев скривился от досады. – Соединяй!
– Майор! – раздался прокуренный голос Ефремова. – Мне тут протест поступил от юрисконсульта Транспланетной фармацевтической корпорации. Во что ты там вляпался?
– Все нормально, – буркнул Вяземцев. В горле пересохло, язык не слушался. – Мой искин пытается расшевелить гадюшник.
– Что у тебя с голосом? – Полковник не скрывал раздражения. – Ты пьяный, что ли?
– Никак нет! – ответил Вяземцев как можно четче. – Жара на улице. Устал, как собака!
– Проспись, утром поговорим. Запросы твоего искина отзываю.
– Пошел ты…
Вяземцев ввалился в душевую. В темноте он четко видел окружающие предметы. Раковина, трубы, гидрокабина светились бледно-зеленым светом, как в аппарате ночного видения. Вяземцев вывернул до упора вентиль и обхватил ртом кран. Вода хлынула в горло, заполнила живот, но Вяземцев продолжал глотать, пока не свалился в изнеможении на кафель.
Он заполз в гидрокабину и навалился на кнопку запуска. В тело ударили упругие водяные струи. Вяземцев застонал от удовольствия. Он чувствовал, как с каждой минутой к нему возвращаются силы, растут и крепнут мышцы, увеличивается грудная клетка, хрустят, распрямляясь, позвонки, кусками сходит старая кожа.
Сквозь шум воды прорвался Робин:
– У вас все нормально? Я теряю сигнал. – Голос искина задрожал, в эфир прорывались лишь обрывки фраз: «…успел проверить, пока мне доступ не оборвали…», «…участники клинических испытаний не выходят на связь…», «…еще одно заявление о пропаже…»
– Говорит подстанция номер пять, – вклинился в разговор встревоженный женский голос. – Юрий Михайлович, мы не видим ваших дат-тч-и-и-к-к-о-ов. – Звук раздробился, словно попал в овощерезку. – Ал-л-о-о!
Противный визг и тишина.
– Робин? – позвал Вяземцев, двигая разбухшими челюстями, но ему никто не ответил.
* * *
Вяземцев бежал, перебирая восемью мохнатыми лапами. Свет, жара, резкие невыносимые звуки… Хотелось скрыться от них, найти безопасное место, тишину, прохладу и покой.
Двигался он ночью. Днем сворачивался в кокон и выжидал. Если уставал, находил воду и жадно пил, восстанавливая силы. Прятался от двуногих самцов и самок. Помнил, что когда-то сам был одним из них, обожал этот агрессивный мир и с наслаждением вдыхал здешний смрадный воздух. Теперь же все изменилось, и Вяземцев любил другое – то, что пока не мог ни найти, ни назвать.
Через несколько дней поисков он наконец услышал зов – пока лишь намек, слабую ниточку, едва уловимое мандариновое благоухание, но чем дальше он продвигался, тем отчетливей и сильнее становился аромат.
В одну из ночей Вяземцев добрался до источника запаха – полукруглого тоннеля. Внутри гуляли изумрудные всполохи. Из зеленого марева появилась невысокая двуногая самка.
– Дядя Юра, я вам помогу, – услышал Вяземцев ее голос.
У нее в руках ослепительно ярко вспыхнул серебристый шар, источая дурманящий мандариновый аромат.
– Идите за мной, – поманила она, и Вяземцев подчинился.
Они пробрались в новое помещение, такое узкое, что Вяземцеву пришлось поджать лапы, чтобы пролезть целиком. Стены мелко завибрировали, раздался приглушенный рокот. Вяземцева вдавило в пол. Из последних сил он свернулся в кокон и вогнал себя в спасительный сон.
Очнулся он от тихого пения. Многоголосый напев плескался вокруг него, окутывал мягкими переливами, нежно, словно материнские руками. Вяземцев расправил грудь и втянул ноздрями воздух. Мандариновый аромат защекотал горло и хлынул в легкие, наполняя тело силой и легкостью.
Вяземцев распахнул глаза. Он лежал на краю гладкой металлической платформы. Внизу, за ее кромкой, в ярких сполохах колыхался бурый океан. От горизонта до горизонта раскинулся желтый купол неба. По нему, словно вишни в киселе, плыли два бордовых солнца.
– Счастливо, дядя Юра! – раздался голос двуногой самки. – Папе передавайте привет!
Вяземцев радостно запел, подстраиваясь к многоголосию, что было силы оттолкнулся и полетел в сияющую даль.
