Всплеснув руками, она выронила уже собранные шпильки.

С жалобным переливчатым звоном они рассыпались по всей комнате, усугубив царящий в ней беспорядок.

Она впервые за разговор взглянула на него прямо, и он с удивлением заметил отчётливые следы слёз на её лице – она не ожидала его визита, поскольку это было совершенно не в его привычках, и не успела привести себя в порядок.

Его сердцем овладело чувство, которого он не испытывал так давно, что и забыл, как оно называется – мерзкое, сосущее, подёргивающее щемящей тревогой.

– Подите вы прочь в вашу гостиную, – меж тем, вытерев мокрые щёки досадливым жестом, зло сказала она, – и делайте там, что захотите.

Она резко развернулась, сильным движением распахнула створки палисандрового шкафа и принялась выхватывать из него вешалки с накидками и плащами, и скидывать их на сафьяновую софу.

Он застыл посреди её комнаты, не зная, как вести себя в подобной ситуации.

– Идите, идите! – взмахнула она в его сторону очередной накидкой из светлой бежевой замши, словно прогоняя. – Делайте что знаете! – в сердцах кинула она накидку на пол. – Только без меня, без меня!

С силой выдернув ящик с перламутровой ручкой из трюмо – наружу посыпались гребень и ленты – она кинула его на софу поверх накидок. Жалобно наклонившись, ящик с трудом устоял, выронив разве что ещё пару заколок с жемчугом, которые печально звякнули о наборной паркет.

Михар неожиданно почувствовал облегчение от того, что ящик полетел не в него.

– Что вы вообще здесь забыли! – распалялась она. Взгляд её снова метнулся к шкафу: – А, ну конечно! – она с головой залезла внутрь – он осознал, что шкаф куда глубже, чем кажется снаружи – и, вытащив оттуда очередную вешалку с чем-то чёрным, стремительным шагом подошла и сунула ему прямо под дых.

Он машинально взял, узнавая подаренное им ей платье. До него дошло, что она хочет разорвать помолвку – пусть эти слова так и не прозвучали – и это её решение ударило его по голове обухом.

Ему в голову даже не забредала мысль, что она может решить нечто подобное. Они оба были людьми зрелыми и сдержанными, и, тем паче, они подписали брачный контракт, в котором очень тщательно обозначали все условия их союза. Это была, в конце концов, весьма удачная сделка – и в первую очередь удачная для неё – и ему было чрезвычайно неприятно, досадно и унизительно понимать, что брак с ним оказался для неё столь нежеланен, что она теперь готова пойти на любые риски и потери.

Он же – он успел привыкнуть к ней за эти несколько месяцев, он успел привыкнуть к тому, что может на неё положиться, он успел привыкнуть к тому, что она выступает идеальным партнёром, союзником и даже – почти – другом.

Мысль о том, чтобы потерять её, казалась ему ошеломительной.

Метнув на него совершенно убийственный взгляд, Магрэнь снова ринулась к трюмо, по дороге уронив хрустальный бокал со столика. Беспомощный хрупкий звяк почти не был слышен за дробным стуком её каблуков.

– Не хотите ждать? Что ж, я вам сейчас всё верну! – распалялась она, выуживая из разных ящиков и лакированных шкатулок его многочисленные подарки.

Набрав горсть, она, не глядя, швырнула их в его направлении. Пёстрый переливчатый вихрь серёжек, заколок, колец и браслетов разлетелся по комнате, не достигнув самого дарителя.

Тут уж и самим Михаром начал овладевать гнев.

Как она смеет обращаться так с его подарками?!

С его подарками!

Ни один из них не был случаен, и не было ни одного, лишённого символического смысла. Михар никогда не дарил ей ничего покупного – только сделанное на заказ под неё, и всегда с тщательной инструкцией для мастера, что именно нужно сделать. Это были не просто вещи, на которые он потратил деньги, – это были вещи, на которые он потратил своё драгоценное время! То время, которое он тратил на то, чтобы придумать для неё что-то особенное, что-то, подходящее ей одной, что-то, чего не было вообще ни у кого!

Михар никогда, никогда в своей жизни не выбирал ни для кого подарков сам. На то у него были помощники, которые тщательно следили за интересами его партнёров, союзников и знакомых и своевременно покупали и подносили уместные к случаю вещи. Даже для дочери он ничего не выбирал сам – спрашивал у неё, что хочет она получить, и дарил именно это.

Он и Магрэнь не собирался ничего дарить сам; это получилось как-то само собой. Сперва было то самое платье – да, когда он понял, что ей тяжело далась полная смена гардероба, он невольно задумался о том, существуют ли в природе платья, которые сочетают её любимую дерзость с элегантной сдержанностью. Это была интересная интеллектуальная задачка, просто вызов для размышлений – но найденное им в воображении решение показалось ему столь удачным, что он заказал такое платье, тщательно описав модельеру, что именно хочет получить.

А потом ему просто это понравилось. Видеть, как она ходит в платье, которое он вообразил для неё.

Он захотел, чтобы у неё появились другие вещи – придуманные им специально для неё. И он стал придумывать и заказывать такие – испытывая особое удовольствие, когда понимал, что снова угадал, и что ей снова понравилось, и что именно эта вещь снова стала для неё особенной.

Теперь же – теперь она расшвыривалась этими особенными вещами так, словно они ничего для неё не значили!

Словно его потраченное на неё время ничего не значило!

– А! – вспомнила, меж тем, она и принялась выуживать из ушей серьги.

Те, конечно, тоже были необычные: длинные подвески, основным элементом которых были нежные цветки жасмина, сделанные из перламутра и украшенные крохотными жемчужинками по центру. Помимо цветков, подвески содержали золотые элементы декора, в которых можно было узнать любимую её форму флакончиков для духов.

Она так счастливо смеялась, когда он их подарил – он подгадал день, когда она надушилась жасминовой эссенцией. Прямо тогда же, на месте, она сменила тогдашние свои серёжки на эти, и весь день гордо ими потряхивала, останавливаясь у каждого зеркала, чтобы полюбоваться.

Теперь же, вытащив серьги, она прицелилась метнуть их в Михара – но, отбросив вешалку с платьем на софу, он сделал резкий шаг к ней и со злостью схватил её за руку, останавливая замах:

– Прекратите! – с едва сдерживаемым бешенством потребовал он.

Магрэнь попыталась вырваться, но он был сильнее и не отпустил.

– Если на моей коже останется хоть