Шрифт:
Закладка:
— Ты знаешь, что сделали американские собаки? — сказал Мохаммед. — Они наступили своими ботинками мне на голову, на глазах моей семьи. Видит Аллах, я буду бороться с ними. Я сам стану шахидом-смертником.
Сын Мохаммеда, которому только что исполнилось 13 лет, слушал беседу. — Отец, я тоже хочу отомстить за честь нашей семьи. И я тоже хочу стать шахидом-смертником. Однажды я взял конфету у американцев. Теперь я ненавижу их больше, чем я боюсь смерти.
— Мой сын, если бы ты сказал мне это позавчера, я побил бы тебя. Теперь я даю тебе свое благословение. Ступай с Рашидом и делай то, что он скажет тебе. Возможно, Аллах позволит нам стать мучениками вместе.
Второй сценарий: Операция «Давид»
Неделю спустя генерал Батлер приступил к своей важной новой работе в Командовании обучения и доктрины армии США (TRADOC), где он будет контролировать разработку доктрины контрпартизанских действий. Штаб дивизии упорно трудился над своим первым инструктажем для нового командующего генерала. С 714 слайдами в программе PowerPoint они готовились показать ему, как Операция «Голиаф» умиротворит свою следующую цель, город Хаттин. Генерала посадили в первый ряд, с чашкой кофе в руке. Но прежде, чем пресс-секретарь мог начать, подполковник в седьмом ряду «коноводов» встал. — Генерал Форрест, перед началом совещания я хотел бы кое-что сказать.
Все повернулись в его сторону. Кто этот парень, который прервал совещание?
— Полковник, я приношу извинения, но я здесь настолько новый человек, я боюсь, что должен спросить, кто вы, — ответил генерал Форрест.
— Я подполковник Эд Бёрк, сэр, командир 3-го батальона 13-й бронетанковой дивизии. Хаттин находится в моем секторе. Сэр, я прошу прощения за то, что прервал совещание, но у меня есть кое-что, в чем я просто обязан, так сказать, исповедоваться.
— Да не беспокойтесь вы из-за этого проклятого инструктажа, — ответил генерал Форрест. — Лично я ненавижу PowerPoint.
Все штабные офицеры напряглись.
— Так что же вы хотели сказать?
— Сэр, я почтительно прошу, чтобы Операция «Голиаф» не проводилась в Хаттине.
— Почему нет?
— Потому что это только ухудшит ситуацию там, сэр, а не улучшит. Я не говорю, что у нас нет проблем в Хаттине. Проблемы есть. Но хотя у нас и нет 100-процентного решения проблемы мятежа там, у нас есть, возможно, 51-процентное решение. Операция «Голиаф» представляет собой противоположность всему тому, что мы делали. По моему личному мнению, если Операция «Голиаф» ударит по Хаттину, это сделает нашу работу там невозможной. Это пойдет сопротивлению на пользу, а не во вред.
— Этому парню крышка, — прошептал один штабной полковник другому. — Ну, я склонен думать, что 51-процентные решения могут быть лучшим, что мы можем сделать против повстанцев, — сказал генерал Форрест. — Почему бы вам не рассказать нам, что вы делаете? Выходите вперед и распоряжайтесь. А штаб может просто передать мне подготовленный для этого совещания текст, и я прочитаю его в свободное время.
— Благодарю вас, сэр, — сказал подполковник Бёрк. — Мы называем то, что мы делаем в Хаттине, «Операция Давид». Сэр, могу я начать с того, что спрошу штаб дивизии, какие потери мы понесли в Акабе?
G-3 дивизии (начальник оперативного отдела штаба дивизии — прим. перев.) впился взглядом в Бёрка, но генерал Форрест смотрел так, как будто ожидал ответа.
— У нас было пять погибших в бою со вчерашнего утра и 23 раненых, 18 из которых понадобилось эвакуировать. Сопротивление продолжается в настоящий момент, так что я не могу сказать, что это будет окончательным общим количеством потерь. Я ожидаю, что все сопротивление будет сокрушено завтра.
— Не рассчитывайте на это, — сказал генерал Форрест. — Пожалуйста, продолжайте, полковник.
(В американской, как и во многих других армиях, к подполковнику традиционно обращаются, используя слово «полковник». — прим. перев.)
— В Хаттине, с тех пор как мой батальон занял город четыре месяца назад, у меня было двое погибших в бою и пять раненых, все в двух инцидентах. У меня было только три успешных нападения на американские конвои во всем моем секторе, все с помощью самодельных взрывных устройств. Как вы знаете, генерал, количественные показатели почти ничего не стоят в войнах такого рода. Но насколько мы можем сказать, только один процент населения в моем секторе является активно враждебным. Мы полагаем, что поймали уже всех ответственных за установку СВУ, которыми поражали наши конвои. Мы захватили в плен более тысячи повстанцев. Самое важное, что мы не убили ни одного гражданского иншалланца.
— Простите меня, полковник Бёрк, — прервал его G-3. — Мои отчеты показывают, что вы отправили только 237 плененных повстанцев, а не тысячу. — Это правильно, сэр, — ответил подполковник Бёрк. — Мы освобождаем всех местных жителей, которых мы захватили. Но сначала мы держим их у нас некоторое время, чтобы показать, что мы делаем. Они собственными глазами видят, что мы обращаемся с людьми с уважением и пытаемся помочь. Они также узнают моих солдат, которым я приказал обращаться с пленниками как с гостями батальона. Только если мы захватили кого-то во второй раз, или если они не из Хаттина, тогда мы действительно отправляем их в распоряжение дивизии как пленных.
— Так это стратегия «завоевания сердец и умов», полковник? — спросил генерал Форрест.
— Не совсем так, сэр. Мы не ожидаем, что местные жители полюбят нас. Мы для них — иностранные захватчики и неверные. Наша цель состоит в том, чтобы не дать им ненавидеть нас настолько сильно, чтобы они сражались с нами. Я думаю, что мы сделали это вполне прилично, сэр.
— Полковник, почему бы вам не начать с самого начала и не рассказать нам всю историю Операции «Давид»? — спросил генерал Форрест.
— Слушаюсь, сэр. Ну, когда мы узнали, где будет наш сектор, я собрал всех своих офицеров и старший сержантский состав, и некоторых из младшего сержантского состава и также рядовых, и сказал им, что я хотел. Я сказал
