Шрифт:
Закладка:
Эпизод
Австрийский поэт Райнер Мария Рильке
прибыл туда 16 июля 1898 года (дату сию
навеки запомнил достопочтенный билет)
объятый пылом своей поэзии
любовью к прекрасной госпоже Лу
очарованный суровостью окрестностей
(Сопотскому курорту всегда везло
на шальных гостей
поэтов женщин-недотрог игроков
ставящих на одну карту)
Он слышал топот забористого языка
как рыцарский галоп
а также скрежет кашубщизны
в славянском запеве
О Польше ни единого слова
Он пишет стихи о людях никому не ведомых
о холоде моря
о мраке звезд
о глубинах разлуки
о молчащих скрипках праотцев этой земли
неутомимых в деянии
Рильке возвращается в эти края еще раз
18 июня 1899 с проектом
раны в сердце
Прекрасной госпожой Лу драпирует
прохладцу угасших страстей
и остывший песочек пляжный
Поэт
покидает курорт 27 июня
того же года
дабы не возвратиться никогда
И след его
смытый волной
пропадает без вести
Колыбельная
Кончился день — вянут цветы в ладонях
возвращаются эха как меднокрылые птицы
в ритмы глаз твоих и дневные заботы
покатились из них осыпаясь в цветы
спи усни: колокола умолкают
падают наземь звуки бронзою застывая
коршун крылья раскинул и недвижимый замер
воздух черня опереньем
спи усни: луна расчесала хлеба и травы
на березах кора превращается в мрамор
поднял топор лесоруб и медленно опускает
у косарей из рук выпадают косы
мне пора пробуждать античные хоры
ночь светла словно клавиатура
Там, где всегда
Даже если ты опоздаешь
на много долгих минут
и вовремя не придешь туда
где всегда
(запомни тот перекресток!)
если вдруг собьешься с дороги
по пути: если разлюбишь
и внезапно
в мимолетном недуге
без предупреждения оправдания повода
в середине жизни
не написав в письме
ничего
кроме привычной строки про любовь
и подписи — покинешь
и даже если не получу
письма от тебя
и не услышу из уст твоих —
выйду к тебе на свидание
Экскурсия
Прошу сосредоточиться
и разинуть рты
где-то в этих местах
облака спрессованного света
Одежду лишнюю прошу оставить
нам предстоит изрядный
подъем в гору
чтобы все увидеть
нужно идти вверх
к белым кручам
где воздух разрежен
Это край удивительных известняковых гор
в которых месторождения
платины и золота
Ну а мостки ведут к подземным ямам
Берег
Здесь — над морем своим
засмотрюсь поражаясь
птицам вплетенным
в прибрежный высокий тростник
словно открылись глаза
стали вдруг различаться
странствующие янтарной осенью
чайки что кружат над морем
чайки в воздухе чертят
белый огромный парус
и вот острокрылая птица
проносится мимо меня
Икар — Сент-Экзюпери
Упал
в простреленном крыле дыра —
отверстая небесная глазница
Хлопал руками от стужи —
иней лежал в пещерах Ласко —
и рухнул
на живые колени металла
касаясь земли
виском со свежей сединой
Кружило его
и он накренился
к кривому зеркалу моря
со всплывшими рыбами
промелькнул
запрокинувшим голову в небо Икаром
двойником
легендарного летуна
словно ищущим в воздух
крылья
Влодзимеж Антковяк
День на озере Грабовец
Узкая, новая, усыпанная гравием асфальтированная дорога змейкой виляла то вправо, то влево, ныряла с холма на холм, но все же упрямо стремилась вниз, туда, где в низине лежал Грабовец. Не доезжая до озера, перед последним спуском в низину виднелись развалины погорелой усадьбы какого-то немца и дикий, заброшенный сад с одичавшими деревьями, зарослями малины и несколькими десятками слив, не выродившимися в этом запустении и даже разросшимися; хотя за деревьями никто не ухаживал, они выжили и плодоносили не хуже прежнего. Паренек, съезжавший на велосипеде со склона, не крутил педали, чтобы велосипед как следует разогнался, потом тормознул и, сбавив возле сада скорость, свернул с асфальта на траву, лавируя между кротовинами и одичавшими яблонями и сливами. Остановился, положил велосипед и огляделся. Он был один. На несколько километров окрест ни души.
Паренек подошел к дереву, сорвал сливу, разломил и, вынув косточку, положил мякоть в рот. Деревья были фиолетовыми от плодов. Он сорвал еще пригоршню слив и вернулся к велосипеду. На руле висела сумка-планшет, на багажнике лежали свернутая дерматиновая куртка и пустой старый рюкзак без каркаса, но зато с укрепленным картоном дном, а к раме были привязаны бамбуковые удилища в холщовом, малость коротковатом чехле. Достав из сумки ситцевый мешок, затягивающийся шнурком, паренек вернулся к дереву и нарвал слив. Потом, повесив мешок на левое запястье, поднял велосипед, вывел его на асфальт и проехал еще несколько десятков метров, держа руль правой рукой.
В низине озеро подступало прямо к дороге, тут паренек затормозил и, опустив ноги с педалей на землю, засмотрелся на воду. Он стоял на правом, подветренном берегу; солнце светило справа, и под откосом — дальше берег повышался — можно найти славное местечко в тени старых деревьев, с просветами в тростнике, чтобы забросить удочку. Паренек слез с велосипеда и повел его по краю поля вверх, придерживая руль одной рукой. Поле было засеяно свеклой, но у тропинки попадалась брюква; паренек нагнулся, вырвал брюквину и понес ее, держа за ботву. Он нашел спуск к озеру и, упираясь каблуками в землю, свел велосипед, прислонил его к дереву, положил рядом
