Повернув голову, Кира встретилась с немигающим взглядом Фивы. Как отличалась она сейчас от той собаки, с которой Кира пару дней назад встретилась в Ессентуках. Сейчас ей не нужно было казаться приветливой, и на её морде красовался оскал, который на лице человека принял бы вид усмешки. Только теперь до Киры стало доходить, как всё-таки её легко провела случайная знакомая и насколько первое впечатление может быть ошибочным. И ей оставалось только удивляться, как эта простая мысль не пришла в её голову раньше, и почему голос интуиции был с такой лёгкостью заглушён.

– Аракбис, она очнулась! – с лающим хохотом крикнула Фива. – Можно начинать!

В тени комнаты виднелась высокая фигура Келадона, однако стоило ему выйти на более освещённый участок, как выяснилось, что его личина спала. Лицо Аракбиса было в точности таким, каким его отражало зеркало сущностей. Вид у него был жуткий: рыхлое, словно пластилиновое тело, тонкая серая металлическая кожа, огромный, рассекающий голову пополам жабий рот. Половина лица с личиной Келадона теперь напоминала посмертную маску.

При его появлении Кире сразу же захотелось отвести взгляд. Одно дело – смотреть на это существо через ситри, и совсем другое – видеть вживую. Несмотря на то, что ей довелось повидать далеко не безобидных кумо, она назвала бы Аракбиса самым страшным существом, которого встречала в своей жизни. Страх перед Аракбисом был страхом существа, которое не хочет исчезнуть из этого мира бесследно. Если кумо могли разорвать её тело, но не могли тронуть душу, то этот древний эссиорл имел возможность растворить её куда более слабую, по сравнению с Келадоном, сущность за считанные минуты.

Но больше всего её волновал не страх, а ощущение давнего знакомства. Девушке казалось, что она хорошо знает это чудовище, и какая-то часть её сущности сталкивалась с ним, если не в этой, то в прошлой жизни. Она боялась его и ненавидела так сильно, как можно только ненавидеть убийцу самого близкого своего человека. Ярость охватила её. Ей захотелось уничтожить его, вцепиться в него зубами и наносить ему сотни ударов острым ножом, чтобы он умирал в страшных мучениях. Это новое чувство наполняло и опустошало её в то же время, потому что ненависть – чувство разрушительное, наиболее опасное для того, кто его испытывает.

Ненависть, зависть, обида, чувство вины всегда были для Киры теми эмоциями, которым она не давала прорастать в своём сердце, потому что знала, они – главная причина самых страшных болезней и неудач в жизни. И вот теперь она, само добродушие по жизни, испытывала сильнейшие негативные эмоции по отношению к этому незнакомому существу.

Найдя в себе силы сесть, Кира наконец с ужасом обнаружила причину отвратительного тошнотворного запаха. В дальнем углу комнаты громоздилась гора тел мёртвых и будто высушенных лионитов. В таких условиях сложно было оценить их количество, но на первый взгляд их было не менее двух сотен. Эти тела напоминали трупы узников концлагеря: одни только кости, обтянутые кожей. По простой одежде можно было догадаться, что эти лиониты были в подчинении Букура, как и те другие, атакующие в данный момент башню Радбоз снаружи. Одеяния лионитов, стоящих выше в социальной лестнице, обычно были более дорогими и замысловатыми, взять хотя бы Агрэя или стражников Келадона, в горе же трупов находились простые рядовые солдаты.

Проследив направление её взгляда, Аракбис заговорил. При этом его голос, казалось, состоял из двух голосов: самого Аракбиса и Келадона. Звучал он резко и напоминал скрежет металла, из-за чего слушать его было ужасно неприятно.

– Милое зрелище, не так ли? Молодые, горячие лиониты. Сколько на их лицах было отваги, когда они пришли ко мне с твёрдым намерением меня одолеть. Каждый из них мечтал стать героем-освободителем Иклила от коварного негодяя-самозванца. Вот только ума им не слишком хватало. Они приходили прямо ко мне в кабинет группами по пять лионитов и быстро заканчивали жизнь здесь у ритуального чана. Они должны собой гордиться, ведь приносить повсеместно пользу – их главная цель, – с мерзким смешком проговорил Аракбис. Судя по выражению его лица, сейчас он был крайне доволен собой. Ещё бы, ведь его главная мечта вот-вот должна была осуществиться. Этим и объяснялась его словоохотливость.

Кира перевела взгляд на озеро с булькающей жижей и внезапно всё поняла. Это был ритуальный чан с кровью лионитов для обращения браслета Филуна в тёмный артефакт. Она сама доставила себя прямо в руки к этому монстру, убившему отца Агрэя и уничтожившему почти весь его вид. Ну почему ей не хватило ума отсидеться где-нибудь в пещере под сводами зелёной горы, и почему простая мысль о невероятном риске, которому она подвергает не одну себя, не пришла к ней в голову раньше?

Ощущения её наполняли малоприятные. Ей казалось, она видит страшный кошмарный сон и не может проснуться, что такой ужас может происходить с кем угодно, но только не с ней. Это было непередаваемое ощущение ловушки и безысходности.

Аракбис сделал жест рукой, и Фива с готовностью вцепилась в подол платья Киры и потащила её к чану с горячей кровью. Сопротивляться девушка почему-то не могла. Скорее всего, здесь действовала какая-то сильная магия, власть над которой имел только Аракбис. И вот её тащили к месту гибели, как ведут невинного ягнёнка на бойню.

Затем, когда Фива почти что забросила Киру в чан с кровью, Аракбис жестом приказал ей помедлить. Очевидно, он хотел ещё немного насладиться её мучениями: так много хлопот она ему в своё время доставила. Зачем всё быстро заканчивать, когда будущее и так предопределено? Он видел это ясно и не находил причин торопить то, к чему стремился как минимум последние пять веков. Вечные умеют ждать, если им это действительно выгодно. Кто ждал пять столетий, для того три минуты промедления ничего не значат.

Он подошёл ближе и натянул на лицо мерзкую фальшивую улыбку, какая только может быть у существа, желающего в скором времени лишить тебя жизни.

– Ты, наверное, надеешься, что тебя спасут твои друзья или выручит браслет Филуна? Мне придётся тебя разочаровать: в эту комнату невозможно войти без приглашения, а её стены блокируют внешние магические воздействия. Браслет же хоть и силён, но ничего не сможет сделать с древней как мир магией, – сказал он, больно хватая Киру за волосы и поднимая выше. Он почти швырнул её в кровяную жижу, но затем передумал и опустил на пол.

– Ума только не приложу,