Две пары глаз – Поташова и Гранатова – уставились на нее с изумлением.

– Что? – спросил Савелий. – Это ты когда успела что-то узнать? Я точно помню, что ночью у тебя таких озарений не случалось.

Мила смутилась, а следователь коротко крякнул.

– Вижу, личная жизнь в Малодвинске наладилась не только у Ксении Александровны, но и у тебя тоже. Рад за тебя, девочка. И все же вернемся к убийству. Ты действительно знаешь, кто ударил ножом Троекурова?

– Знаю, – со скромным торжеством сказала Мила. – И знаете, кто мне рассказал? Куница! А еще полынь!

– Что? – Следователь смотрел на нее, как на больную.

Она достала из сумочки пакет с чехлом, развернула и протянула следователю чехол с выгравированной на нем куницей.

– Я понимаю, что все это странно звучит, но сейчас я расскажу вам ход своих мыслей. А вам останется только проверить мою версию.

– Ее версию! Вот ведь шмакодявка! – в голосе Поташова звучало восхищение. – Ну, давай, выкладывай.

Набрав побольше воздуха, Мила подробно рассказала ему все, что знала.

– Все это, конечно, очень интересно, – начал Поташов, когда она закончила свой рассказ. – Только хотел бы я знать, как именно буду это доказывать. Если я правильно тебя понял, то убийца очень умен и предусмотрителен. Свидетелей он не оставляет, а те, кто ему помогал, будут стоять за него горой. Ты уверена, что про их отношения с Троекуровым никто не знал?

– Понятия не имею, – призналась Мила. – Но вы уже больше недели опрашиваете свидетелей, и раз эта фигура ни разу не всплыла в разговоре, значит, шансов на то, что кто-то в курсе, действительно немного. Только вот, – она достала из сумочки коробочку с купленными только что духами. – Я думаю, что это вам поможет. В магазине мне сказали, что этот аромат с начала года приобрели только два человека. Это доказательство?

– Косвенное. – Поташов поморщился.

– Ну, если вам нужно прямое, то я предлагаю сделать так.

И Мила изложила свой план, над которым думала сегодня в перерывах между уроками. Ей самой план казался безупречным.

– Парень, ты ее не отпускай, – сказал Поташов Савелию, когда Мила снова замолчала. – Я прекрасно понимаю, почему Андрей Погодин женился на ее матери. Но я думал, что таких женщин больше не существует. Ан нет. Эта вся в мать пошла. Шмакодявка, а ты понимаешь, что это может быть опасно? – в голосе у него звучало восхищение.

– Ничуть, – пожала плечами Мила. – Вы же меня подстрахуете. Оба. Но для начала нужно сделать так, чтобы Соболев снял с меня охрану, но только после того, как ко мне приедет Игорь, у которого сегодня ночная смена. Да, Михаил Сергеевич?

– Да, Мила. Пожалуй, ты права. Это самый короткий путь. Вот только у меня все равно стойкое ощущение, что мы что-то не просчитали, а значит, неминуемо совершим ошибку.

– У нас есть еще время, чтобы хорошенько обо всем подумать еще раз, – убежденно стояла на своем Мила. – И все предусмотреть. Если я правильно понимаю, то незваного гостя мне надо ждать между восемью и девятью часами вечера. Точно не раньше и вряд ли позже. Раньше просто не успеть, а позже… Позже убийца должен быть совсем в другом месте.

Уходя, они на крыльце столкнулись с Антоном Кедровским и Калиной. Мила просто физически ощутила, как замер, словно заледенел внутри Савелий, остановился, поедая девушку глазами. Та, впрочем, не обращала на него ни малейшего внимания, возбужденно обращаясь исключительно к Миле.

– Антона отпустили! Ты представляешь? Адвокат добился изменения меры пресечения на подписку о невыезде. Правда, пришлось ждать понедельника, а это лишние два дня в камере, но хорошо то, что хорошо кончается. Да, Антоша?

– Да, – Кедровский улыбнулся, глядя на свою спутницу с нежностью. Той же самой нежностью, которую Мила уже привыкла видеть в глазах Савелия, когда он смотрел на нее. – Я должен поблагодарить вас за адвоката. Калина сказала, что это вы уговорили Васина. А еще в полиции говорят, что вы решили отказаться от своей доли клада в мою пользу. Вы, конечно, добрый ангел нашей семьи, но принять эти деньги я не смогу.

– Конечно, сможете, – решительно сказала Мила. – Тем более что они не для вас, а для Вити с Олей. Вам нужно думать об их будущем, так что деньги очень пригодятся, а они все равно ваши. Их спрятала ваша бабушка или еще более далекие предки. Не ваша вина, что вы про это не знали. А мне они ни к чему. Чужое добро никогда еще никому не приносило счастья. А что касается адвоката, то благодарить вам надо не меня, а вот этого человека. Знакомьтесь, это архитектор Савелий Гранатов. Он строит новый дом Олегу Ивановичу Васину.

– Очень приятно. – Калина наконец перевела взгляд на Савелия, который заметно побледнел от переживаний. – Спасибо вам, Савелий. Я не понимаю, чем вызвана такая забота обо мне и об Антоше, но я очень ее ценю. Правда.

Мила вопросительно смотрела на Савелия, пытаясь угадать, решится он наконец сказать сестре правду или снова испугается.

– Калина, нам надо поговорить, – хрипло произнес тот, немного помолчав. – Я очень многое должен тебе рассказать. Помнишь:

Старший брат сестру баюкал:

– Баюшки-баю!

Унесем отсюда кукол,

Баюшки-баю.

Уговаривал девчушку

(Ей всего-то год):

– Спать пора,

Уткнись в подушку,

Подарю тебе я клюшку,

Встанешь ты на лед.

Калина смотрела на него во все глаза, хмуря гладкий лоб, что-то вспоминая.

Старший брат сестру баюкал:

– Ну не купим мяч,

Принесу обратно кукол,

Только ты не плачь, —

продекламировал Савелий, словно вызывая воспоминания, общие и важные для них обоих.

– Вы сказали, вас зовут Савелий. Но… Сильван, это ты?

– Я, – просто ответил он. – Это я, Калинка. Ты прости, что я пропал на двадцать лет и вернулся только сейчас. Я ужасно виноват перед тобой.

– Господи, – Калина прижала ладони к раскрасневшимся щекам, – Антоша, Мила, это мой брат. Он в детстве читал мне эти стихи Агнии Барто, когда я не могла уснуть. За стеной грохотала музыка, пьяные голоса что-то орали, а он читал мне стихи из единственной книжки, которая каким-то чудом оказалась у нас дома. Мой старший брат, сбежавший из дома, когда ему было двенадцать, а мне восемь. Я думала, что его уже в живых давно нет, а он вот, стоит передо мной. Красивый такой. Архитектор… Нет, это правда ты?

– Это совершенно точно я, – сказал Савелий, уже гораздо