Шрифт:
Закладка:
– Здравый смыл? – предположила я с сарказмом.
Пальцы уверенно скользили по моей спине, словно играли на гитаре. Наконец, они достигли округлостей и сжали их крепко, заставляя кожу приятно саднить. Я зашипела от сладкой боли, отдающей сладким спазмом между ног.
– Нет… Ты просто была такой нелепой, что мне стало тебя жалко, – сказал Соболев честно, как я и просила. Стало немного обидно. Но это чувство тут же отошло на задний план, когда его руки с рыком обхватили мои бедра, крепко-накрепко вжимая в свою набухшую ширинку. Соболев терся ей об меня через одежду. Вверх-вниз… Снова, снова и снова… Это вогнало в розовую кому… Я была на грани… – Не знаю, какого дьявола я продолжал периодически следить за тобой с помощью камер наблюдения. Никто не знал. Я сам не позволял себе придавать этому какое-то значение. Как будто ничего странного не происходит.
– Я работаю здесь три года! – напомнила я мужчине удивленно и ошарашенно вдыхая. – Целых три года ты следил за мной?!
«А ты «переживала», Вика, что работаешь так долго, и никто в офисе тебя не знает!», – издевался надо мной внутренний голос.
– Не следил. Присматривал, – Соболев пожал плечами так спокойно, словно это нечто нормальное и ничего в этом пугающе-удивительного нет. – Было в тебе что-то такое, что меня успокаивало. Какая-то детская наивность, что ли. Умиротворенность. Детская непосредственность. Полное отсутствие желания всем понравиться. Какая-то самобытная.
Устав слушать в свой адрес сомнительные комплименты, я резко обернулась, обрывая наш с Соболевым странный контакт. Моя блуза была расстёгнута слишком откровенно, буквально до пупка. Кожа от шеи до груди покраснела от повышенного внимания начальника. Именно туда смотрел Соболев, оценивая проделанную им работу с хищной усмешкой.
– Что изменилось? Почему ты решил приблизить меня к себе? – этот вопрос был искренне интересен, мое сердце взволнованно забилось.
– Захотел дать тебе шанс претендовать на лучшую должность и повышенную зарплату, – выпалил он, как на духу.
И вот тут я обомлела. Человек, способный свернуть горы на своем пути ради достижения собственной цели, не мог принять очевидное. Придумал для себя удобную «правду» и верил в нее.
Подцепив пальцем подбородок Соболева, я заставила того поднять свой расфокусированный взгляд с моей груди на лицо и улыбнулась:
– Признай, что ты просто влюбился. Или мальчикам в твоей должности любить не положено?
Он прыснул и закатил глаза, притягивая меня к себе для очередного развратного поцелуя:
– Брось, Вика. Я не был влюблен.
– Был. Влюбленность хоть как-то оправдывает твое поведение натурального маньяка, – радостная дразнила я мужчину, медленно наматывая его галстук на свой кулак. – Влюбился-влюбился! Потому и вел себя, как псих.
– Мне никогда ничего не мешало вести себя, как псих, – резонно заметил мужчина.
«Типичный овен!», – подумала я, тяжело вздыхая.
– Не важно, – настаивала я на своем. – Все равно ты влюбился. Только поэтому придумал всю эту подставу с Ольгой и презентацией.
Устав терпеть мое детское поведение, мужчина с рыком подхватил меня на руки под бедра. В два шага подойдя к столу, он скинул с него все бумажки на пол, а огромный ноутбук сдвинул на самый край стола. Я оказалась сидящей на дорогом красном дубе, крепко обнимая ногами талию мужчины. Все еще сжимая галстук, я ощутила толчок в грудь и медленно упала на стол полностью. Соболев навис сверху, пока мои волосы выпутались из слабой прически, рассыпаясь по столу черными прядями.
– Я не был влюблен в тебя тогда, ты мне просто симпатизировала, как человек. Я знаю это точно, дорогая. Потому что потом я влюбился в тебя до безумия, – мужчина говорил это так жарко и пылко, что по телу моему скользнула россыпь мурашек. С губ вырвался удивленный вздох, а на глазах появились слезы счастья. Расстегивая пуговку за пуговкой, он одержимо шептал. – Ты буквально голову мне вскружила, маленькая проказница. Я думать ни о чем не мог… Только о тебе, спящей буквально в соседней комнате… Черт, знала бы ты, сколько раз я приходил к тебе ночью, борясь с собственными демонами. Но всегда выигрывал, а потом шел в ледяной душ и стоял там битый час, пытаясь успокоиться.
– Оу… – я ошарашенно таращилась на Соболева, не веря собственным ушам. Мне не верилось, что всегда такой замкнутый и серьезный мужчина способен на настолько сильные эмоции.
– И тогда, – продолжил тот, переключаясь теперь на мои штаны, – когда я наговорил тебе гадостей про фигуру, ты была ни причем. Просто ночь перед этим выдалась особенно сложной. Я пытался удовлетворить себя, ничего не вышло. Меня мучали чертовски горячие сны. Говоря это все тебе, я словно пытался убедить в чем-то себя.
– Кто… – облизав пересохшие губы, я пыталась собрать мысли воедино и высказать что-то членораздельное, но почему-то ничего не выходило. Глаза Соболева действовали на меня магическим образом. – Кто бы мог подумать…
– Когда ты сбежала от меня ночью к… К нему… – Соболев замер на мгновение, сжимая челюсти. Имя моего друга Макса он так произнести не смог, зато едва не раскрошил змейку на штанах. – Во мне словно что-то щелкнуло. Я подумал: «Какого черта я, взрослый мужик, зациклился на одной девушке? В мире их миллион.». Домой ехать не стал, не мог тебя видеть. В отеле, к удивлению, столкнулся с Кристиной. У нее было какое-то похожее на мое состояние. Мы решили попробовать, словно что-то кому-то пытаясь доказать, – Соболев замер, отвел взгляд к окну и рассмеялся над самим собой. – Жуть. Детский сад.
– И? – поторопила его я, желая услышать развязку. Хоть и понимала, что секс мужчины с другой может сделать мне больно, но хотела знать правду целиком, а не частями. – Чем все кончилось?
– Кристина пошла в душ… Зачем-то. Видимо, решила оттянуть процесс. Ждала, что я засну? Не знаю. В общем, когда она вышла, меня передернуло от мысли: «Зачем мне это? Я не хочу эту женщину. Я хочу другую». То же самое пришло в голову и Кристине. Тогда вы и пришли, – наконец, серые глаза переместились на меня. Они были наполнены яростью, стало не по себе. Но я поняла, что злится мужчине не на меня, а на Макса. Его слова меня убедили. Дикий, пронзительный хрип бархатного голоса вводил в ужас: – Один его голос срывает мне крышу. Я за себя на ручаюсь. Если ты