кажется, не слушала меня и думала о чем-то своем. Я написал ей здешний адрес, и она спрятала его в карман. Я уже собрался писать адрес матери, но Катя вдруг настороженно, чутко стала прислушиваться. В овраге и в самом деле послышались шорохи, какой-то треск и чей-то приглушенный шепот. Немного погодя где-то вдалеке раздался крик, и мне показалось, что это девичий крик, что зовут Катю. Она замахала мне рукой и настойчиво прошептала: «Уходи, уходи скорей…» Какой-то шорох послышался сзади меня, во ржи.

Я оглянулся — и в этот миг что-то красное с шумом вылетело оттуда и налетело на меня.

Это был Юшка. Что-то внезапно обожгло мою левую руку у плеча, и я не сразу понял, что он ударил меня ножом. Я отскочил в сторону и, когда Юшка снова кинулся на меня, успел носком ботинка ударить его по руке. Нож, описав дугу, упал в траву. Юшку это не остановило, и он с каким-то животным хрипом беспрерывно налетал на меня. Я не поддавался и ударом кулака свалил его с ног, но он, падая, вцепился в меня, как клещ, колотил меня руками, головой и даже укусил за ногу.

Я крутился и никак не мог оторвать от себя его жилистое тело. Но когда он заметил в траве нож и хотел схватить его, я успел пнуть Юшку ногой с такой силой, что он отлетел и повалился в узкую промоину на дне овражка. Подняв нож, я далеко забросил его в ржаное поле.

А Юшка снова лез на меня с кулаками. Лицо в грязи, по нему текла кровь. Отбиваясь, я уговаривал его прекратить драку, но в этот момент кто-то сильно ударил сзади меня по голове. В глазах сразу потемнело, но я удержался на ногах, каким-то чудом даже успел отскочить в сторону и увидел другого цыгана. Это был Кирька.

Теперь они вдвоем налетали на меня то с одной, то с другой стороны, я отбивался и даже свалил один раз Кирьку, но это только горячило их.

Я понимал, что силы неравны, и пятился ко ржи, в надежде, что мне удастся убежать от них. Но они догадались о моем намерении и не выпускали из овражка. Левая рука у меня почти не двигалась, я терял силу и, может быть, впервые ощутил чувство страха.

А цыгане не давали мне передышки, по их виду понял, что они могут убить меня, и поэтому, как мог, отбивался, все еще надеясь выскочить из оврага в поле. Но меня опять ударили чем-то тяжелым по голове. Я упал, но не потерял сознания. Один глаз у меня совсем закрылся. Я лежал на земле вверх лицом, а цыгане беспощадно и торопливо топтали меня ногами.

Последнее, что я помню, — это страшный крик, и сразу наступила вязкая тишина. Было ощущение, что я куда-то проваливаюсь, и на миг увидел над собой высокое, высокое небо и белое пушистое облачко.

9

Очнулся я только на второй день в районной больнице.

На мне, как говорят, места живого не было. Прошло еще дня два-три, и мне стало лучше.

«Кости целы, череп тоже, а все остальное пустяк. Все сцепится. Какие годы-то?» — говорила старая няня, сидя возле моей кровати.

И, действительно, все заживало, «сцеплялось», и через неделю первым ко мне пришел Алексей Михайлович.

Я был очень рад ему. Он спрашивал о самочувствии, был веселый и оживленный. Сказал, что он уже два раза был у врача, но не разрешали заходить ко мне, а теперь дело пошло на поправку. Я чувствовал, что ему хотелось что-то сказать мне или спросить, но, видимо, он еще побаивался.

— Вот гады! И чего это они на тебя наскочили? Отобрать что ли чего хотели? Бандюги… Ну, ничего… Все теперь хорошо будет.

Прощаясь со мной, Алексей Михайлович не выдержал:

— Если бы не та цыганка, — он махнул рукой, — быть бы беде…

— Какая цыганка?

— А та, красивая-то… Это она тебя спасла. Увидела подводу и кинулась наперерез, а там ехал объездчик с женой косить траву. Объездчик-то не растерялся, свернул и прямо по ржи поскакал к оврагу. Жена его, Дунька, такой хай со страху подняла, а у нее голос-то, как ерихонская труба, — цыгане-то вмиг в овраг нырнули, только их и видели, а ты-то чуть живой лежал.

— А Катя? Где же она теперь?

— Вот-вот, точно, Катя. Она за подводой до самого города, говорят, бежала и все плакала и причитала.

Алексей Михайлович помолчал немного и сказал, что тех цыган ищут, но они где-то прячутся.

— Найдут. Хозяин табора уж очень жалел тебя, а про этих, которые тебя избили, говорят, что они люди страшные. Ты поправляйся и ни о чем не думай.

Но все последующие дни, после его посещения, я только об этом и думал, восстанавливая в памяти все подробности случившегося. Сообщение о том, что это она спасла меня и что бежала она за подводой до самого города, обрадовало меня, и хотелось быстрее узнать, что с ней.

А вскоре я узнал еще более удивительную новость. Сказал мне об этом опять же Алексей Михайлович, когда снова навестил меня в больнице.

Через три дня после того, как меня привезли в городскую больницу, под мостом в глубоком овраге, недалеко от города, нашли мертвое тело Юшки.

А случилось это, как потом я узнал, так. Катя действительно прибежала тогда в город вслед за подводой, на которой везли меня, разыскала Николая и все рассказала ему о случившемся.

Сразу же идти в табор было опасно, и они пошли только на третий день к вечеру, чтобы прийти туда затемно.

Им не хотелось встречаться с Юшкиной родней. Но недалеко от города, у моста, их неожиданно встретил Юшка. Он стал придираться к Николаю, прогонял его назад и говорил, что он сам проводит Катю до табора. Но ни Катя, ни Николай не могли, конечно, согласиться с этим.

Юшка стал угрожать им, выхватил нож и кинулся на Николая. Тот увертывался, как мог, но Юшке удалось ударить его ножом в спину. Рана была не опасная, но Николай почувствовал прилив ярости, и когда Юшка снова налетел на него, он увернулся, успел схватить с дороги камень и со всего размаха ударил им Юшку по голове, и тот, закачавшись, полетел в овраг, а там ударился головой об острый выступ каменной опоры и разбился.

Николай и Катя возвратились в город. Той же ночью он отправил ее поездом к своим близким знакомым, куда