«усилилась», и Баркли стал «несколько скован в движениях». На следующий день ему стало «значительно хуже, боль стала интенсивнее, он шел тяжело, был не в духе». К болям в мышцах ног добавились боли в стопах. На двадцать второй день вызвали врача, но теплая ванна и массаж с использованием «маленького пузырька» жидкости ситуацию не улучшили. Боль то надвигалась, то отступала, и некоторые мили давались с большим трудом и мучительной болью, а другие — вообще безболезненно. На двадцать третий день к имеющимся проблемам прибавились зубная боль и лихорадка, он «очень плохо себя чувствовал и был раздражителен; сильно жаловался на ноги и ступни, двигался с трудом».

В первые часы двадцать четвертого дня Баркли стало еще хуже: ему было трудно идти, у него болели зубы и он страдал «от недосыпа». Зубная боль постепенно утихла, но назначенная теплая ванна «настолько размягчила ноги, что они теперь уже не выдерживали веса его тела». От ванн отказались и стали прикладывать к больным местам горячую фланель, «отчего боль в ногах и бедрах переходила с одной части на другую». К началу двадцать шестого дня он был «очень плох, тело словно окаменело, ходить было трудно, он часто жаловался на сильную боль», а к трем часам ночи ему стало «еще хуже». Свет дня принес облегчение, но ночью безысходность и отчаяние вновь одолели его. К двадцать девятому дню он испытывал «сильную боль, движения были скованные, ходил с большим трудом», а в начале тридцатого дня «был настолько напряжен, что едва мог подняться, а когда встал, то с трудом держался на ногах». С этого момента он уже не мог встать без посторонней помощи. К тридцать второму дню во время отдыха «задние сухожилия ног сжались» «и в моменты их расслабления боль была чрезмерной». Но был и важнейший смягчающий фактор: на протяжении всего повествования Том обращал внимание на «бодрость духа» и «аппетит» Баркли, но здесь впервые отметил его «непоколебимое» мужество.

Тем не менее под тяжестью промокшего от дождя плаща он слабел, и в начале тридцать четвертого дня «боль в ногах» стала «непреодолимой». Он «не мог пошевелиться без крика». В три часа ночи он «едва мог двигаться». То же самое повторилось и на следующий день, когда он не смог самостоятельно подняться: «Всякий, взглянув на него в тот момент, решил бы, что продолжать он не сможет, так он был слаб, такую боль он испытывал, но был полон решимости завершить свой путь во что бы то ни стало». На следующий день ему стало еще хуже, «так плохо, что он уже не мог следить за своим графиком, и… шел так медленно, что у него почти не оставалось времени на отдых». Ранним утром тридцать девятого дня «отсутствие отдыха стало сказываться на нем ужасно; он был очень скован, не мог стоять». Так продолжалось до самого конца, за исключением последнего дня, когда он пребывал «в лучшем расположении духа, чем обычно». В начале дня «он выглядел гораздо лучше и шел с меньшим трудом». Он завершил свой героический путь, и «толпа приветствовала его троекратным ура»[373].

Достижение Баркли по-прежнему поражает воображение, хотя многим может показаться вполне реализуемым благодаря нынешней популярности бега на длинные дистанции. Однако большинство современных читателей не задумается о мужестве и не проведет параллелей между спортивной стойкостью и храбростью в бою. Утрачено и контекстуальное представление о чести, которая была одним из важнейших факторов в вопросе стремления к спортивным достижениям и выносливости. Почти все время, потребовавшееся для прохождения этих 1000 миль, Баркли жаловался на боль и страдания, но продолжал идти. Боль того стоила, и речь отнюдь не только о деньгах.

Аналогичные примеры можно отыскать и в более недавнем прошлом, хотя аффективный контекст преодоления болевого порога изменился. Рассмотрим, например, рассказ футболиста Роя Кина (р. 1971) о том, как он в 2006 году играл в «Селтике» и «перед каждым матчем принимал обезболивающие. Делал укол в задницу». Он «испытывал боль из-за разрыва вертлужной губы тазобедренного сустава». Кин «понимал, что, если играть дальше, будет только хуже». Он «делал укол перед игрой и еще один в перерыве, просто чтобы продержаться. И держался, но на следующий день его настигали последствия». Почему он не мог это прекратить? Из-за «стыда». Кин был связан контрактом. «Люди покупали майки с моим именем. Я не хотел никого подводить». Более того, он имел репутацию крутого парня. Он помнил, что еще совсем недавно находился на пике формы и был максимально уверен в себе, поэтому не мог так просто подчиниться «вопиющей» боли[374]. Можно ли считать подобное поведение примером преобладания разума над материей? В каком-то смысле да, но в большей степени это преобладание контекста над травмой. Сам матч, поставленные цели, тренировки, перспектива успеха и связанные с ней мысли, чувство ответственности или обязательства — все это в моменте гораздо важнее травмы, которая отходит на второй план.

Десятью годами ранее американская гимнастка Керри Страг (р. 1977), испытывая сильную боль, выполнила опорный прыжок и принесла США олимпийское золото в командных соревнованиях. Предполагая, что сломала лодыжку, она приземлилась на здоровую ногу. Позднее у нее был диагностирован боковой вывих третьей степени. Мужество Страг превозносили не только как личное, но и как национальное. Газета The New York Times писала, что это было «похоже на кадр из одного из тех зернистых черно-белых» фильмов о войне, где «в американском взводе всегда есть герой, которого ранят в последней вылазке, но он, несмотря ни на что, поднимает флаг над занятой высотой». Непосредственно перед прыжком ее тренер повторял: «Ради нас, ради нас», причем под «нами» подразумевались и команда, и ее сопровождающие, и вся страна, в то время как старый враг, Россия, стояла рядом и ждала возможности вырвать победу. Уже тогда газета упоминала «критические замечания о том, что молодой женский организм не выдерживает постоянно растущих нагрузок на тренировках и соревнованиях» в контексте пристального внимания СМИ к «травмам и расстройствам пищевого поведения». Но это противоречило концепции girl power, и тренер был настроен категорично: «Вся эта критика — дешевый пиар. Тысячи девочек любят этот вид спорта. В сборной США — шестеро детей с горящими глазами. Ей самой хочется выступать на соревнованиях»[375]. История имела дополнительную окраску, поскольку Страг, как считалось, имела «склонность проявлять слабость под давлением», а ее тренер сказал, что «она не такой боец, как некоторые другие». Он утверждал: «Люди думают, что эти девушки — хрупкие куколки. Это не так.