class="p1">Мия кивает. Я не знаю, почему я продолжаю это спрашивать. Наверно, ожидаю, когда она откроется и расскажет все, что у нее на уме. Как будто, поступи она так, я бы смог с этим справиться. Сам я не из болтунов. Я никогда не раскрываюсь так, как ей хочется.

После нашего быстрого душа я нахожу ей удобную одежду, а сам иду на кухню, чтобы приготовить завтрак. Спустя некоторое время Мия выходит из спальни в моих серых спортивных штанах и плотно облегающей грудь футболке. Она тепло улыбается, и я останавливаюсь, глядя на нее.

– Я похожа на мальчишку, – жалуется Мия.

– Самый красивый мальчишка, какого я в своей жизни видел, – отвечаю я, вытаскивая из холодильника контейнер с яйцами.

Мия хихикает и забирается на табурет возле кухонного стола. Подтянув колени к груди, свернувшись комочком в моей пижаме, она выглядит совсем юной. Пока разбиваю яйца в миску, я оглядываюсь на нее и пытаюсь вспомнить момент, когда перестал воспринимать Мию как слишком молодую для меня. И я понимаю: разница в возрасте никогда не была для меня проблемой. Однако я знал, как это будет восприниматься со стороны. Как люди будут смотреть на меня или, что более важно, на нее. Но с той минуты, когда Мия смогла поддержать разговор со мной, я увидел в ней равную себе. Как будто мы всегда были родственными душами, две половинки одного целого.

– Ты бегал в больницу? – спрашивает она, пока я взбиваю яйца.

– Да.

– Как это далеко?

Я пожимаю плечами.

– Пара миль. Я уже был возле залива на пробежке.

– Ты мог взять такси или сначала поехать домой, чтобы переодеться. Зачем тебе было бежать туда сломя голову?

Я застываю на месте и смотрю на нее.

– Потому что ты нуждалась во мне. Потому что я хотел… быть с тобой.

Мия серьезно кивает, как будто довольна этим ответом.

– Гаррет… кто мы такие?

Прежде чем что-то сказать, я набираю полную грудь воздуха. Ответ мне известен заранее.

– Потому что когда я узнала об отце, то хотела позвонить только одному человеку. В тот момент мне был нужен только ты. Поэтому я думаю, что ты мой, но не хочу, чтобы ты был моим, если я не твоя.

– Мия… – бормочу я, вопросы и сомнения крутятся у меня в голове.

– Прошлой ночью ты сказал, что я твоя. Я просто хочу знать… так ли это на самом деле.

– Это так, – бормочу я, как идиот, у которого крайне скудный словарный запас, и он не может составить полное предложение и выразить свои чувства.

Мия недоверчиво смотрит на меня. Я ставлю миску, которую держу в руке, и прижимаю ладони к прохладному граниту столешницы. Хочу подойти к ней, но сейчас время не для прикосновений, а для серьезного разговора. Мне и без того плохо, так что лучше держаться от нее на расстоянии, чтобы не отвлекаться.

– Мия, у меня очень давно не было отношений, и я в полном раздрае. Ты бы обрекла себя на…

– Я тоже в раздрае, Гаррет. Но если ты намерен называть меня своей, я должна это знать.

В глубине души я смутно понимаю: настало время честно признаться ей во всем. Рассказать историю о Дрейке и девушке с видеокамеры, чтобы мы могли забыть об этом. Но я еще тот трус.

Для меня ирония ситуации заключается в том, что я прятался за профилем Дрейка, потому что это был своего рода барьер. Так я мог быть с Мией, не давая ей увидеть себя настоящего. Теперь же это стена, ограждающая меня от всего, чего я хочу. Хочу ли я Мию, если это означает, что ложь навсегда останется между нами? Или я рискую потерять ее, если скажу правду?

Перейдя на ее сторону кухонного стола, я приближаюсь к ней, стремясь коснуться лица Мии, и притягиваю ее для поцелуя.

Я не могу рисковать.

– Я твой. И попробую, если ты не возражаешь.

– Не возражаю, – шепчет Мия в ответ.

Уголки ее рта приподнимаются в нежной улыбке, а сама она подается вперед за новым поцелуем. Я замечаю, как ее руки сжимают меня чуть крепче, а губы прижимаются к моим чуть дольше, как будто она показывает, как сильно ей этого хочется, и на меня снова наваливается чувство вины.

– Наверное, нам следует подождать до тех пор, когда мой отец выпишется из больницы, и уже потом скажем ему, – шепчет она, не отрывая от меня губ.

Я морщусь.

– Как скажешь. Лично меня устраивает его пребывание в больнице.

Она смеется.

– Ничего, он переживет.

– Это да. Наши родители не из тех, кто держит обиду. Нет, конечно, какое-то время это было бы довольно странно, но, в конце концов, они бы привыкли. Ведь мы – это мы.

Оставив ее руки, я возвращаюсь к яйцам, достаю из холодильника немного сыра и ветчины и продолжаю взбивать. На мгновение подняв на нее глаза, я ощущаю умиротворение. Чувство вины исчезает.

Мия здесь, в моей квартире, посреди дня, и я готовлю для нее, и это не кажется странным или неправильным. Я понимаю: как бы сильно я ни пытался утверждать, что могу прожить и без девушки, похоже, это был самообман.

Вскоре я кладу ее омлет на тарелку и несу на стол. У Мии явно разыгрался аппетит, потому что она съедает все до последнего кусочка. Я смотрю, как она ест, и меня захлестывает чувство гордости.

Мия зевает. Начинаю убирать посуду и, когда оборачиваюсь в следующий раз, ее уже нет. Я нахожу ее в моей спальне. Она спит. Свернувшись калачиком, Мия лежит в моей постели. Стоя в дверях, я смотрю на нее и прокручиваю в памяти каждое мгновение последнего месяца, которое привело к этому.

Я знаю Мию пятнадцать лет. И хотя все это время я по-своему любил ее, больше ничего не было. Так долго и ничего. А потом вдруг все.

И все изменилось.

Я стою, глядя на нее, такую умиротворенную и довольную, и говорю себе, что ради нее готов на все. Я смогу держать себя в руках. Я смогу быть хорошим… и счастливым. Защитить ее от тьмы, пока та не исчезнет. Люди преодолевали вещи и похуже.

С этими словами я забираюсь в кровать и ложусь рядом с ней. Когда я натягиваю одеяло, Мия поворачивается, прижимается всем телом к моей груди и тяжело дышит.

– Я люблю тебя, котенок, – шепчу я, целуя ее лоб, но она не отвечает, уже глубоко погрузившись в сон.