– Мне не нравится, что ты выставляешь свою дырочку на всеобщее обозрение, Мия, но, черт возьми… – я рычу, сгорая от похоти, и снова врываюсь в нее. – От этого мне еще сильнее захотелось сделать тебя своей.

– Да! – вскрикивает она.

Исступленно вцепившись пальцами в простыни, она прижимается ко мне бедрами.

– Эта дырочка моя, Мия. Она принадлежит мне. Видела бы ты, как хорошо она принимает мой член.

– Да, – повторяет Мия.

– Я не хочу, чтобы кто-то смотрел на нее, трогал ее или даже, черт возьми, думал о ней, поняла?

– Да! – кричит она в третий раз.

Я же погружаюсь в нее с такой силой, что кровать сдвигается. Я работаю, словно молот, наши тела бьются друг о друга в быстром, грубом ритме. Я не трахаю ее, чтобы насладиться или продлить удовольствие. Я трахаю ее, чтобы сделать своей.

– Скажи это, – командую я. – Скажи, что ты моя.

– Я твоя, – бормочет Мия, распластанная на кровати.

Я врезаюсь в нее с удвоенной силой.

– Громче!

– Я твоя! – кричит она.

– Я хочу услышать, как ты кричишь, Мия. Пусть каждый чувак в этом клубе знает, чья ты.

– Гаррет, я твоя!

– Я не слишком сильно, Мия?

Она качает головой и снова отводит бедра назад.

– Сильнее.

С этими словами я протягиваю руку, хватаю цепочку зажимов для сосков и резко дергаю их. Она пронзительно кричит, но я знаю: в эту же секунду ее тело наполняется адреналином, что делает ощущения еще острее.

Я больше не могу сдерживаться. Еще три мощных толчка, и оргазм на полной скорости яростно обрушивается на меня. Член фонтанирует внутри ее. Прежде чем рухнуть без сил, я обхватываю рукой ее шею и, приподняв голову, впиваюсь в губы жадным поцелуем.

От усердия мы оба блестим от пота. Наши сердца бьются так часто, что я чувствую биение пульса на ее шее, это бешеное тук-тук-тук.

– Я хочу наполнить всю тебя, – бормочу я, оторвавшись на мгновение от ее губ. – Я хочу до краев наполнить тебя спермой, чтобы она вытекала из тебя всегда.

– Гаррет, – стонет Мия, когда я снова целую ее.

– Я хочу трахать тебя, когда захочу. И хочу, чтобы ты вытащила эту чертову спираль, чтобы я мог накачать тебя под завязку, Мия.

– Я тоже этого хочу, – шепчет она, едва не срываясь на умоляющий крик.

Я так крепко прижимаю ее к себе, что Мия едва стоит на ногах. И когда я несколько раз моргаю, у меня такое ощущение, будто я пробудился ото сна.

Господи, неужели я действительно это сказал?

Черт… о чем я думаю? Разжав объятия, я выскальзываю из нее, отворачиваюсь, быстро засовываю член обратно в брюки и застегиваю пуговицы. Я только что намекнул, что хочу, чтобы она забеременела? Неужели я совсем свихнулся?

Это просто разговорчики во время секса, говорю я себе. И Мия это знает. Я это не серьезно. Я вовсе не хочу, чтобы Мия забеременела от меня. Нет, во время секса мне этого хочется. Естественно. Я представляю себе Мию на кровати, какой она была несколько минут назад – да, это нечто! Но добавьте к этой картинке огромный живот, и да, любой мужчина сказал бы то же, что и я. Это говорил не я, а член.

Пока Мия одевается, мы не произносим ни слова. Более того, мы не затрагиваем эту тему до конца вечера. Ни по дороге ко мне, ни когда она заползает ко мне в кровать и прижимается к моей груди.

У меня такое ощущение, что мои слова, сказанные после секса, полностью затмили случившееся.

Правило № 29: Все будет хорошо

Гаррет

Я прокручиваю в голове произошедшее прошлой ночью, и по позвоночнику стекает пот. События последних десяти ночей перед этой ночью ничем не лучше. О таком опасно думать на городской беговой дорожке.

Но вчера дело было не только в сексе. То, что мы делали и говорили, превратило наши отношения в нечто большее. Но чему удивляться? За последние две недели моя сводная сестра из надоедливой и вредной девчонки, которая росла у меня на глазах, стала единственной женщиной на земле, какую я хочу видеть, просыпаясь по утрам.

Но как долго это может продолжаться? Сколько еще я смогу поддерживать этот фарс и быть одновременно двумя разными людьми? Она любит Дрейка совершенно по иным причинам, чем меня. Если даже любит. Если я не придумаю, как открыться ей, как делаю это, притворяясь Дрейком, то рискую потерять Мию навсегда.

Я выхожу на третью милю, когда звонит телефон. Я отвечаю через гарнитуру. Моя первая мысль: это Эмерсон или Мэгги с новостями о нашем мероприятии.

Но в следующую секунду я слышу рыдания. И как вкопанный застываю на беговой дорожке.

– Гаррет! – кричит Мия в трубку.

– Мия, – бормочу я. – Что такое? Что случилось?

От звука ее голоса в моих жилах стынет кровь, ее рыдания ножом пронзают мне сердце.

– Он потерял сознание на работе, – кричит она сквозь слезы. – Его увезли на скорой. Сейчас он в операционной, и я не знаю, что с ним.

Я сразу понимаю: Мия имеет в виду Пола.

– Где ты?

– В госпитале Святого Франциска. У гавани, – рыдает она.

– Послушай меня, Мия. С ним будет все в порядке. Успокойся, хорошо?

– Мне страшно.

И я слышу в ее голосе этот страх и панику. Нет-нет, он должен выжить. Мне страшно даже представить, как на нее повлияет его смерть.

От этой мысли я ощущаю себя бомбой замедленного действия, готовой в любой момент взорваться. Дрожащими пальцами достаю телефон и проверяю местоположение больницы. Это всего в паре миль отсюда, прямо на берегу океана. Это последняя мысль в моей голове, прежде чем я говорю ей:

– Я уже в пути, Мия, я бегу.

С этими словами я нажимаю на иконку «Отбой» и мчусь со всех ног.

Добежав до больницы, я едва не падаю на стойку регистратуры и спрашиваю Пола Харриса. Медсестра что-то печатает на компьютере, видимо, ищет его, но как же чертовски медленно!

– Здесь сказано, что он все еще в операционной, но члены семьи ждут на третьем этаже, в восточном крыле.

Она еще не договорила, а я уже на полпути к лифту. Его дверь открывается вовремя. Я протискиваюсь в кабину вместе с группой медсестер и в панике нажимаю кнопку третьего этажа. По лицу и спине струится пот, но мне наплевать. Ей тоже будет все равно.

Доехав до нужного этажа, лифт звякает, и, когда