в частности, оказался богаче, чем когда-либо, с постоянным притоком доходов , о котором он мог только мечтать еще несколько недель назад. Лишь в одном он был разочарован: Шах Алам хотел, чтобы его новый полезный союзник, Компания, немедленно прислала полк сепаев, чтобы снова посадить его на трон в Дели. Многих в армии и даже некоторых в Калькутте привлекала идея делийской экспедиции; но, учитывая неспокойную обстановку в столице, которая в это время принимала очередной нежелательный визит кровожадного афганского монарха Ахмад-шаха Дуррани, Ванситтарт в конце концов решил отложить любое решение о переустановке шаха "до окончания дождей".

Через три месяца, видя, что его план возвращения домой в Красный форт не продвигается, нетерпеливый Шах Алам объявил о своем отъезде. Следующим пунктом назначения, по его словам, будет Авадх . Там он надеялся, что богатый и могущественный наваб Шуджа уд-Даула окажется более сговорчивым.

Мир Касим был рад избавиться от императора и, чтобы ускорить его отъезд, выплатил ему наличными половину обещанной ежегодной дани. У Ост-Индской компании также не было причин задерживать императора, ведь теперь они получили от него все, что им было нужно. Получив официальные письма о покорности от всех главных военачальников Северной Индии, 5 июня 1761 года Шах Алам наконец-то покинул страну и направился на запад, к границе с Авадхом.

Майор Карнак проводил его до берегов Карманаса с полными воинскими почестями. Император вернулся в Авадх 21 июня, где его встретил наваб Шуджа уд-Даула, которого он официально назначил визирем империи Великих Моголов. Но Шуджа, как и англичане, предостерег императора от возвращения в Дели, пока афганцы все еще занимают город. По словам французского наемника Жана-Батиста Жантиля, который к тому времени работал на Шуджу: "Визирь предупредил императора об истинных намерениях Дуррани".

Они должны были полностью уничтожить королевский дом Тимуридов, как только все принцы Тимуридов окажутся в его власти - единственным, кто все еще находился на свободе , был сам Шах-Алам. План Дуррани заключался в завоевании Индостана, и могольский принц мог стать лишь раздражителем и помехой в этом стремлении: поэтому было крайне важно, как для самого императора, так и для Индостана, чтобы он не отдал себя в руки своего врага. Шах Алам оценил добрый совет Шуджа уд-Даулы и вежливо отклонил приглашение Дуррани в Дели.

Тем временем Бенгалия оставалась под все более неспокойным совместным

правлением Мира Касима и Компании.

 

В течение следующих двух лет, 1761-2 годов, отношения между двумя соперничающими правительствами Бенгалии стали откровенно враждебными. Причиной неуклонного ухудшения отношений стало то, как жестоко и хищно частные торговцы Компании все чаще злоупотребляли своими привилегиями, чтобы проникнуть в бенгальскую экономику и подорвать власть Мир Касима.

Эти частные торговцы регулярно арестовывали и жестоко обращались с офицерами наваба, делая его правление практически невозможным. Наваб, в свою очередь, становился все более параноидальным, полагая, что Уильям Эллис, главный управляющий английской фабрикой в Патне, активно разжигает восстание против него. Эллис потерял ногу при осаде Калькутты в 1756 году, и его последующая ненависть ко всему индийскому заставляла его получать извращенное, почти садистское удовольствие от пренебрежения суверенитетом Мир-Касима и делать все возможное, чтобы отменить его номинальную независимость.

Генри Ванситтарт считал, что Мир Касим - человек, против которого больше грешат, чем грешат, и в этом его поддерживал ближайший союзник в Совете, Уоррен Гастингс. Гастингс был быстро продвинут на должность заместителя Ванситтарта после успешной работы в качестве резидента в Муршидабаде; теперь о нем заговорили как о возможном будущем губернаторе. Стремясь сделать совместное правление Моголов и Компании успешным в Бенгалии, Гастингс первым заметил способности Мир Касима к бизнесу и теперь поспешил защитить своего протеже. "Я никогда не встречал человека более откровенного и сдержанного, чем набоб", - писал он. Если бы с нашей стороны была хотя бы половина того расположения, которое он проявляет к миру, между нами никогда не возникло бы никаких разногласий... Он ежедневно подвергается таким оскорблениям, которые дух, превосходящий червя, когда его топчут, не смог бы вынести... Мир видит, как публично оскорбляется власть набоба, его офицеры сидят в тюрьме, а против его крепостей посылаются сепаи".84 Он добавил: "Если наши люди, вместо того чтобы возводить себя в ранг повелителей и угнетателей страны, ограничатся честной и справедливой торговлей, их везде будут обхаживать и уважать".

Затем, в начале февраля 1762 года, Эллис взял на себя ответственность арестовать и заключить в тюрьму на английской фабрике высокопоставленного армянского чиновника Мир-Касима, Ходжу Антуна. Мир Касим написал Эллису, жалуясь, что "мои слуги подвергаются таким оскорблениям, что мои письма не приносят никакой пользы. Насколько ослаблен мой авторитет в результате таких действий, я не могу описать". После этого Мир Касим поклялся больше не переписываться с Эллисом.

После этого, неделя за неделей, в длинных и все более отчаянных персидских письмах Мир Касим изливал свое сердце Ванситтарту в Калькутте, но молодой губернатор не был Клайвом и, похоже, не мог навязать свою волю коллегам, особенно тем, кто подчинялся Эллису на фабрике в Патне. Эллис и его люди, писал Мир Касим в мае 1762 года, "решили нарушить мое правление. Они оскорбляют и унижают моих людей, и от границ Индостана до Калькутты они порочат и оскорбляют меня".

И вот как ведут себя ваши джентльмены: они устраивают беспорядки по всей моей стране, грабят народ, обижают и позорят моих слуг, решив выставить мое правительство на посмешище и сделав своим делом выставить меня на посмешище. Выставляя свои знамена и показывая пропуска, они прилагают все усилия, чтобы угнетать крестьян,* купцов и других жителей страны. Они насильно отбирают у купцов товары и изделия за четвертую часть их стоимости; путем насилия и угнетения они заставляют крестьян отдавать пять рупий за товары, которые стоят всего одну.

Проходы† для досмотра лодок, которыми вы раньше меня облагодетельствовали и которые я посылал на каждый чоки [контрольный пост], англичане ни в коем случае не принимают во внимание, я не могу описать, сколько мучений они причиняют моим подданным и особенно бедным людям... И каждый из этих агентов Компании имеет такую власть, что он сажает в тюрьму местного сборщика [главного чиновника наваба] и лишает его всех полномочий, когда ему вздумается.

В моих владениях было создано около четырех или пятисот новых [частных английских] фабрик. Мои чиновники в каждом округе отказались от выполнения своих функций; так что из-за этих притеснений и лишения меня [таможенных] пошлин я ежегодно терплю убытки в размере почти двадцати