Шрифт:
Закладка:
К тому времени как из тумана показалась беседка, Дону казалось, что проклятая корзина весит килограммов пятьдесят. А может, и сто! И раз сто он пообещал себе, что больше никогда, ни за что не будет таскать корзинки всяким бабкам! А вообще им крупно повезло, что вышли прямо к беседке. Легко могли промахнуться на полкилометра, даже с компасом.
– Вот она, дорожка. – Он поставил корзинку, обернулся, оглядел упрямо ковыляющую старуху и махнул рукой на беседку: – Вы бы здесь до утра остались, что ли. До города километров пятнадцать, и последняя электричка ушла. А я вам спальник дам, не замерзнете.
Старуха так и расплылась в улыбке.
– Вот спасибо, сынок! Позаботился о бабушке, а что ж, спальник-то оно и хорошо. Ты б только, сынок, корзинку-то занес под крышу, сама-то я никак… тяжело мне, старенькая я…
Ага, старенькая. Дыхание даже не сбилось! Одышки совсем нет! Всем бы так, в ее-то возрасте… но отказывать как-то неудобно.
– Пойдемте, занесу вам корзинку и спальник достану, – согласился он.
Пока он про себя ругался на грибников-энтузиастов и пытался поднять ненавистную корзину, старуха бодро протопала мимо него и зашла в беседку, полную все того же голубовато светящегося тумана. Зашла, потопталась там и поманила Дона.
– Иди, сынок, иди сюда, не бойся.
Дон сжал зубы. Еще смеется! Вот же… бабка! Да кого тут бояться!
Он подтащил корзину к беседке – уже просто волоком, толкнул ее через порог, шагнул сам, намереваясь отдать бабке спальник, раз уж обещал, и бежать обратно…
И замер – голова закружилась, в глазах на миг потемнело… а когда просветлело, бабки не было.
Бабки? Какой еще бабки?
Сюда, в миланскую галерею «Дель Арте», бабок не пускают, если только их фамилия не украшает список Форбс или очередную номинацию на «Оскар» или «Букер». И почему он подумал о какой-то бабке, странно…
По краю сознания скользнуло еще одно воспоминание: лес, туман, заблудившиеся в тумане друзья…
Чушь какая.
Он здесь, а не в лесу. Это от нервов мерещится всякое. Шутка ли, его сольная выставка в «Дель Арте», полный зал бомонда и журналистов, и к нему уже бегут штук десять. Надо бы им что-то сказать, но что?..
Из-за спины раздалось мелодичное контральто:
– Не торопитесь, сеньор Горский ответит на все вопросы на пресс-конференции.
Уф, слава богу, продюсер не дремлет. Что бы он без нее делал?
– Спасибо, синьорина… – он обернулся к ней, чтобы предложить руку и вместе войти в зал, и застыл.
Она была красива. Очень молода, наверняка и тридцати нет, в густо-розовом платье… Точно того оттенка, что и пальто старухи из лесного воспоминания. А звали ее… Фиона? Летиция? Фелиса?
Как странно, разве так бывает – забыть имя собственного продюсера…
Она одарила журналистов ослепительной улыбкой, еще ослепительнее улыбнулась Дону и приняла его руку.
– Сегодня твой день, сеньор Горский. Идем же!
Она едва заметно потянула его вперед, но Дон остался на месте.
Что-то мешало сделать следующий шаг.
Но что? Ведь все отлично!
Его сольная выставка… ярко освещенная «Гитара» в центре зала, доносятся из толпы обрывки разговоров:
– Юный гений… стоит ожидать новых шедевров?.. Всего семнадцать лет, подумать только!..
От группы журналистов помахал рукой учитель, маэстро Бенвенуто. Из-за его плеча выглянула Маринка, что-то сказала – Дон не расслышал в гуле голосов, что именно, – и показала глазами в сторону, в людской водоворот вокруг «Гитары». Только тогда Дон заметил ее родителей: они пробивались к нему через толпу, сияя гордыми улыбками, словно это они вовремя разглядели и выпестовали талант.
Пф. Еще чего! Если кто и пестовал, то мама – вон она, со своим последним гением, отмахивается от предпоследнего гения и смотрит на Дона. С гордостью.
А предпоследний гений подмигивает Дону, мол, я же говорил – этот зал будет твой!
Не то чтобы он говорил, нет. Дон сам так захотел. Три года назад, после того как этот мамин гений затащил их в галерею «Дель Арте» на пафосное мероприятие в честь новой звезды примитивизма, Дон и решил: когда-нибудь он сотворит такой шедевр, что в его честь закатят мероприятие еще более блестящее.
И вот – он здесь, все правильно. Он гений, и он получил что хотел…
– Здесь все, что ты хочешь, Дон. Иди же, возьми свою славу! – отзвуком его же мыслей шепнула продюсер…
…старуха из «Карлика-Носа»…
…залитый светом хрустальных люстр зал манит звоном бокалов, гулом восхищенных голосов, блеском бриллиантов и завистливых глаз…
…в темном, утонувшем в тумане лесу бродят его друзья, забытые и ненужные…
Почему это ненужные? Без Киллера не было бы и «Гитары»! Киллер – гениальная модель, надо бы его снова лепить… Киллер?..
Но почему его нет в зале? Ни его, ни Кира, ни Ромки, ни Арийца… Никого из Семьи!
– Почему они не пришли?
– У них своя дорога, – шепнула Фелиса или Летиция. – Им здесь не место. Они порадуются за тебя потом.
Дон обернулся к ней, нахмурился.
– Я же хотел, чтобы они были со мной!.. – потребовал он, и почему-то почувствовал себя капризным малышом, топающим ножкой посреди песочницы.
Слава в голову ударила?
– Все будет как ты хочешь, Дон, – улыбнулась Фиона или Фелиса. – Главное, не упустить свой шанс и получить самое важное. Ты гениален, и твой путь – вот он. Слава! Все прочее подождет.
Дона передернуло.
Слава? Пафос? Блеск? Какой-то он пластмассовый, этот блеск. То есть оно, конечно, здорово и хочется, но разве это самое важное? Нет, она не права.
Самое важное – это творение. Сам процесс. Когда глина под пальцами, когда весь мир исчезает, и есть только Дон и его Гитара…
А почему, кстати, он помнит только глину? И Гитара была маленькая, а не в полный рост. Почему он не помнит, как лепил… нет, она же бронзовая! Значит, он ее отливал?! Когда? Как? Не было такого!
– Ты просто не помнишь, но это не имеет значения. Это твоя «Гитара», это твоя заслуженная слава.
Забыв про полный публики зал, Дон развернулся к Летиции-Фелиции и упер ей палец в грудь. Хамство, да, а плевать!
– Как ты это сделала? Зачем? И кто ты?
Она пожала плечами и немножко грустно улыбнулась.
– Мое имя неважно, Дон. Важно – чего ты хочешь на самом деле. Я всего
