обоих? лю-бовь… не «физика», конечно… а — _л_ю_б_о_в_ь… сростанье душой — сердцем… _б_е_з_ чего — лишь «ответ инстинкту»… пока не тошно. _Т_а_к_о_е_ не дает _ж_и_з_н_и, — _с_к_у_к_а, только. Тут бессильно «таинство», оно уходит, оно — сквернится, — веришь ты, что человек растет? Растет и его Богопознание, — об этом я уже писал тебе. — Отклонился. Сон… — утиши нервы, принимай «седормид», _н_а_д_о. Бром. М. б. у тебя нехватка брома, не вырабатываешь сама? Этот «гипофиз», что ли… в мозгу, отдел, маленький отросток — читал я, о-чень это важно… от его Дурной функции — утрата гармонии организма, общее нарушение. Я это испытал, ужа-сно! Друг меня выправил. Оля, не мне учить тебя, мне тут надо у тебя учиться — и бу-ду! Но послушай, моя упрямка, дичок мой… — будь ручная тут… — ты во всем свободна, я не осмелюсь ни в чем тебе перечить, ни зернышка твоей свободы тронуть, — ни перышка оправить на тебе, моя кинарка золотая… но пощади себя-то! и меня… Безусловно, нужен тебе глицерофосфат, — огромная сейчас у тебя растрата драгоценного, — «угля нервных очагов» — погаснуть могут! Помни, Оля, глупая моя. Не кочевряжься, не криви ножки, детка, нехорошо. Отчего такое похудание? Останови, если возможно. У тебя на ферме — что же лучше! Ты — пока — будто в санатории. Дыши. Но… — приходится касаться, — _н_а_д_о_ будет, когда окрепнешь; _р_е_ш_а_т_ь. Придется все сказать Б[редиусу]. Как взрослые должны, смотреть правде в лицо. Жизнь не ждет. Мы _к_р_а_с_т_ь_ не можем. Вот почему я тебе _т_а_к_ сказал, прямо, честно: я тебя чту, я тебя люблю, — ты мне — Дар от Бога. Тебя я хочу — от Бога. Так и верь. Никаких сомнений, что _н_а_ш_е_ _н_е_ от Бога, — вот где грех, в сомнении. Ну, вот опять мало сказал, а 4 страницы. В следующем письме — тут же — продолжу. Надо объясниться с Б[редиусом]. Он — должен честно тебя понять. Каждый миг в мире — ты-сячи подобных «ошибок» жизни. Драм — сотни. Я верю, что Б[редиус] поймет. М. б. — ты ему совсем не в жизнь? Нет любви тут. Вот грех — без любви. _Т_а_к. Не смущайся, что у него живешь. Ты с мамой — как даровые работницы. Целую, до-сейчас. Твой, весь, Ив. Шмелев

[На полях: ] Ольгушечка, ничего не понимаю: ну, можно ли все больше, больше любить? А вот — все больше, больше….

Отвечу о Земмеринг — и на все. Должен ехать на панихиду. Да, напишу мое меню, вчера, сегодня. Увидишь!

После панихиды еду к другу-профессору узнать адрес голландского влиятельного журналиста Гр., который может посодействовать поездке. — Оля, знай, что я _в_с_е_ сделаю.

Спасибо за «баварку»227 — ми-лая какая, вся — жизнь! И — прелесть — в шапочке! О, тут, почти, глаза! Красавка. Расцеловал чернушку.

Как я молюсь на тебя за — свободное «ты», за жар твой. Всю, обнимаю, _в_с_ю_ — целую! О, как хочу тебя..! — любить!

59

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

20. Х.41 12 ч. 40 мин. дня

Моя голубка, Оля моя далекая… Только что послал открытку, получив твою — пустую. Больше не делай так, это больно. Понимаю, что это — от твоей боли. Проверь на почте, у них должна быть расписка в получении заказного экспресса от 30 сент. — парижский штемпель! Кто мог дать ее?! Не ты! От 25-го IX ты получила экспресс заказной, тебе его подали в половине 8 ч. утра 30 сент., это ты сообщила мне в письме от 5–6 окт. 9-го[115]. В открытке, бесприветной (от 9–12.X), ты написала — «почему Вы так _д_а_в_н_о_ не писали?» Значит ты _н_е_ получила заказного экспресса от 30 сент., от руки, очень важный exprès, — все сердце — он должен был получиться 5–6 окт., самое позднее, и потому ты не могла бы мне писать — «давно»! Проверь — и установишь, что пропало?! украли у тебя, _т_в_о_е?! Этого еще не доставало! Заяви требование почте. А ты _м_е_н_я_ винишь. Я перед тобой ни-когда, ни-чем еще не погрешил. И — _н_е_ погрешу. И вот, ты наказываешь меня пустой открыткой? Но от тебя — и это приму: я люблю тебя.

Да, 6-го окт. я читал в Берлине — в 1936 г., замученный горем и — трудом. Был как каменный. Твое большое письмо — мне свет. Нет, именно _т_а_к_ пиши, открыто, сердцем. Ты в буре чувства, — не чурайся, это живая правда, это счастье. Ты бедна была им, ты так оголодала, так замучена, затравлена нечуткостью, — и все еще боишься _ж_и_з_н_и! Слушай, Оля, как я, «безвольный», ма-льчик… боролся за _м_о_е_ счастье и за счастье любимой. Мне было 16 лет, ей не было 15. Мать боялась, что я не кончу гимназии. Я каждый день, когда Оля приехала из Петербурга, кончив Патриотический институт228, по вечерам ходил к ней. Пропускал уроки, — больше половины всех учебных дней! сам писал «письма об отсутствии», мать не хотела. Жаловалась на меня полиции… — ! — «я бегаю к девчонке, не учусь». Дурак пристав позволил себе вызвать меня. Ну, и сцена была! Я сумел, мальчишка, устыдить его — «у полиции, надеюсь, более важные обязанности, чем мешаться в мои дела…» Мать заявила директору, все раскрылось. Грозило исключение. Заступился учитель словесности…229 — «нельзя губить исключительно даровитого мальчика!» Был наказан, пять «воскресений», насмешки — «жених»! Я оправдал себя, через три месяца был — первым, в 7 кл. Сохранился «балльник» в Москве, цел ли? — 2-ая пересадка — последний, 3-я — первый: И — продолжал «бегать» к невесте —! — да! да! Раз мать заперла шубу. В мороз я ушел в курточке. В 12-ом ч. ночи меня не впустили, заперли ворота, дома. Через всю Москву я побежал к замужней сестре, 12 верст! — прибежал в 2 ч. ночи. Переполошил всех, — не замерз, _л_ю_б_о_в_ь_ согрела. Кончил гимназию отлично, не хватало полбала до медали, но я о ней не думал: я _ж_и_л_ Олей. И тогда же написал рассказ — это чуть ли не во время экзамена на аттестат зрелости! — «У мельницы»230 — через год был напечатан в толстом журнале «Русское обозрение»231, и встречен одобрением. Первый курс университета232, 18 лет. Мне начинают скороспело сватать — для будущего! — богатую невесту, — мать старалась: я «понравился» в церкви, приданое 200 тысяч, нам дадут особняк на Поварской, имение, дачу в Крыму. Я не захотел даже «смотрин». Я ходил к Оле, в их бедную комнатку, — оттуда она выходила за меня, она, королевской крови, урожденная Охтерлони… — потомок дома Стюартов. (Портреты