Шрифт:
Закладка:
Я взял из машины портфель и поднялся по внешней лестнице в квартиру. На полу был ковер, кровать была заправлена, сверху уложено цветочное покрывало. Вместо жестяной крышки на прикроватном столике стояла пепельница, а в картонной сумке кто-то оставил экземпляр Библии Гидеона, а также шесть банок пива «Бакстерс». На другом столе, под окном с задернутыми ситцевыми шторами, стоял горшок с пластиковыми цветами. В углу стоял один из тех больших телевизоров пятидесятых годов. Я узнал домашний стиль Полли Моггерхэнгер. Или это была миссис Уипплгейт? Возможно, это Джерико Джим пробовал свои силы в оформлении интерьера, потому что в планировке было что-то от тюремной камеры.
Я был не в состоянии это оценить, поскольку не спал как следует уже несколько дней — или недель, если считать ссору с Бриджит перед ее отъездом в Голландию. Я открыл банку пива (оно было холодным, как будто его только что достали из морозилки. Приятно, это приятно. Приятно чувствовать себя желанным) и выкурил сигарету. Пробыв в машине так долго, что она стала моей кожей, я почти не понимал, где нахожусь. Блэскин сказал бы, что я сбит с толку, таков был его талант слова, и я полагаю, он был бы прав. Хотя было всего семь тридцать, я снял одежду и лег на чистые простыни, сожалея, что миссис Уипплгейт не пришла меня поприветствовать.
Однажды днем в конце апреля меня позвал домой Кенни Дьюкс. На прошлой неделе я так много спал, что думал, что мне понадобится год, чтобы прийти в себя, но как только я вошел в резиденцию Моггерхэнгера, мой разум встал на место. Это был вопрос необходимости. — Он сидит там с Паркхерстом, — сказал Кенни, когда мы пересекали двор. — Поэтому я думаю, что он организует еще одну операцию.
— Не знал, что он хирург, — сказал я. — Это напоминает мне ту сцену из «Сидни Блада», когда его злейший враг оказывается на операционном столе.
— О, — Кенни пускал слюни, — это точно, а?
— «Бегущая канава» , кажется, книга так называлась.
— Один из его лучших.
— Кто этот Паркхерст?
— Его сын, — сказал Кенни, — от первого брака. — Родился с серебряной ложкой во рту и отправлен в лучшие частные школы — но ты и не подумаешь.
Паркхерст сидел на полу спиной к стене и смотрел так прямо перед собой, что я подумал, что он слепой. Можно было сказать, что он был немногословным человеком, потому что все время, пока босс говорил, он скоблил спичку за спичкой по коробке, пока пламя не загоралось, а затем жар не приближался к его пальцам. Возможно, он тратил больше на спички, чем на одежду, потому что носил потертый серый костюм, дешевые замшевые туфли и галстук, который выглядел так, будто его не носили в химчистку несколько месяцев. Он мог бы выглядеть хорошо, если бы одевался лучше, несмотря на его прямые волосы и худощавое лицо.
— Тебя вызвали, — сказал мне Моггерхангер, — потому что мы собираемся в поместье Сплин в Йоркшире. — Он засмеялся. — На этот раз никаких крыс. Более того, там есть помещения для прислуги и смотритель, который будет обеспечивать это место теплом, так что о нас хорошо позаботятся. Это недалеко от Бладдендена. Проработай маршрут. Придется буксировать фургон для лошадей, но «роллс-ройс» справится. — Он посмотрел на Паркхерста: — Кстати, это мой сын, если только ты не думали, что он им не может быть. Паркхерст, проснись, ради бога, и познакомься с одним из моих лучших людей. Я бы хотел, чтобы ты вытащил несколько страниц из книги мистера Каллена, пусть даже только из первой главы, — ты, чертов праздный проныра.
Я ожидал, что Паркхерст нахмурится, чтобы показать, что он хочет меня убить, но он даже не очнулся до такой степени. Или, может быть, он слишком часто слышал подобные речи.
— Все, что ты делаешь, — продолжал его отец, — это праздно проводишь время в клубах. Ты даже не одеваешься как следует, хотя в твоем гардеробе полно хороших костюмов. И не постригаешься. Полли стоит пятидесяти из таких как ты. В твоем возрасте я уже двадцать лет был на ногах. Я не давал тебе попасть в тюрьму так долго, как только мог, а когда они наконец посадили тебя, все, что я сделал, это дал тебе прозвище.
Паркхерст говорил тихим голосом, как будто не хотел напрягаться. — Чушь!
Моггерхэнгер поморщился и улыбнулся, чтобы скрыть гнев. — Однажды у тебя возникнут такие проблемы, что ты перенесешься в реальную жизнь и задаешься вопросом, что ты вообще делал, чтобы стать таким. Но я скажу тебе одно: я перестану выплачивать твои игровые долги.
– Я играю в ваших местах, – сказал Паркхерст тем же мертвым голосом, – а столы подстроены.
Наступила пауза.
— Вы можете пойти куда-нибудь еще и посмотреть, будет ли что-то по-другому. Если вы не сможете заплатить тогда, у скоро вы потеряете лицо. Посмотрим, как вам это понравится.
Отец изменил тон или тактику.
— О, Малкольм, почему ты не просыпаешься? Мне надоело воспитывать тебя. Ты мог бы мне очень помочь, если бы решил сделать то, что я тебе говорю.
Спичка, которую сын бросил на ковер, погасла. — Не хочу.
— И это все, лорд Моггерхэнгер? — спросил я.
— Господи, черт возьми, Моггерхэнгер, — пробормотал Паркхерст, как бы про себя. — Я умоляю вас!
– Будь готов через полчаса, Майкл. Пусть Джордж починит фургон и убедится, что внутри все в порядке.
— Сегодня я собирался вернуть Дисмала.
— Он может подождать. Полли не будет возражать. Она находится в Италии со своим бойфрендом, хотя предполагается, что она счастлива в браке. Какие у меня дети!
Паркхерст хмыкнул.
— По крайней мере, на их руках нет крови.
Я думал, Моггерхэнгер лопнет.
— Но у них есть деньги, когда они их просят. С этого момента ты больше не получишь денег.
Паркхерст улыбнулся, как будто он уже слышал это раньше. Я оставил их спорить. Джордж сидел на садовой скамейке и читал «Стандард».
— Взгляните изнутри на этот фургон, мистер Каллен. Я работаю над ним с пяти утра. Он такой же аккуратный, как форд-фургон Монтгомери.
Возможно, он был не таким большим, но вдоль одной стороны располагалось множество ящиков и шкафов с медными ручками, отделанными красивым красным деревом. Наверху располагалась плоская поверхность для письменного стола или, в крайнем случае, спального места, а также вращающееся кресло (само по себе стоящее целое состояние), а также маленькое окно с