за исключением нескольких случаев, когда непринужденная реакция женщины вскоре после этого выражала абсолютную злобу. Тогда отношения приобретали достоинство и становились оживленными.

Марджери Долдрам сделала первый шаг, и это всегда меня смущает, хотя такое случается редко. Я давно взял за правило: если женщина делает первый шаг, я не делаю последующих шагов, потому что это означает, что у нее проблемы. Но опыт показал, что проблемы есть у всех женщин, как и у всех мужчин, поэтому это правило (как и любое другое правило) показалось ненужным, и когда Марджери сделала первый шаг, я не замедлил сделать второй.

С барного стула в «Черном Крике» она обратила на меня взгляд василиска, теперь полный здоровой ненависти.

— Почему ты смотришь на меня с такой ненавистью, Гилберт?» — спросила она с улыбкой. — Ты собираешься бросить нам несколько жемчужин мудрости из своей усталой старой змеиной ямы?

— Я не буду играть в эту игру сегодня вечером.

Вейланд Смит носил бороду, эту униформу Национальной службы для людей раннего среднего возраста, которые только что упустили из виду настоящую вещь — если только они не были молоды, не имели комплекса Иисуса и не хотели быть распятыми третьим миром, который не мог себе этого позволить в любом случае, потому что древесина была слишком дорогой. Они бы просто привязали его к муравейнику за напоминание об их бедности. Если вам нравился Вейланд, вы могли бы сказать, что в его голубых глазах светился добрый огонек. Если бы вы этого не сделали, вы могли бы сказать, что в них был злобный блеск. Я был склонен оставить его в покое, но, поскольку он находился в том же пабе, мне пришлось угостить его выпивкой.

— Мне двойную порцию бренди. Вейланд за рулем, — сказала Марджери. 

Он положил свою пухлую руку на ее тонкое бедро и выбрал для нее пинту лучшего биттера. Фу!

Если это жизнь кинематографиста, подумал я, то лучше буду писать романы.

— Создали ли вы в последнее время какие-нибудь хорошие документальные фильмы?

Он улыбнулся, во рту было заметно отсутствие зуба, предположительно из-за того, что он задавал слишком много вопросов.

— Я что-то снимаю по поводу  уязвимости британского побережья, и я не имею в виду геологическую эрозию.

Я допил свой двойной виски.

— Вы имеете в виду наркотики, золото и нелегальных иммигрантов? На днях я разговаривал об этом с официантом. Или это мужчина из газовой службы пришел починить мой котел? Мой последний роман будет о контрабанде. Я работаю над третьим черновиком, так что, возможно, он выйдет раньше вашего документального фильма. И если ваш документальный фильм выйдет первым, это поможет продать мою книгу. В любом случае, — продолжал я, — как может существовать такой остров, как наш, без контрабанды? Англичане — нация моряков и торговцев, и это непревзойденное сочетание для зарабатывания денег. Какая удача, что радиолокационное покрытие нашего побережья не так идеально, как о нем говорят. Лодки приходят и уходят постоянно, не говоря уже о легких самолетах, пролетающих под лучом радара и приземляющихся на одном из заброшенных аэродромов в Восточной Англии. Им даже не нужно приземляться. Они просто бросают парашют с прикрепленным радиомаяком, когда видят лучи автомобильных фар, а затем улетают обратно в Бельгию. Так что, если вы хотите взять у меня интервью для своей программы, я расскажу вам все, что знаю, — при условии, что вы купите мне выпить. Это ваш раунд.

Я не знаю, почему он мне не понравился. Марджери не знала, нравлюсь я ей или нет, и в этом ее большая заслуга. Я не знал, нравлюсь я себе или нет, и это было для меня несколько меньшей заслугой. В присутствии некоторых людей разрушение является единственной формой созидания. Он проглотил еще одну пинту.

— Я знаю кое-что, чего вы не знаете. В центре банды контрабандистов есть кто-то, кто находится в Доме…

Марджери остановила его. Возможно, она тоже работала над документальным фильмом. Палата лордов, блин. Я пытался убедить всех, кого я встречал, кто работал в прессе, на радио или телевидении, что им следует стать писателями. Я рассказал им, как легко написать роман, хотя и не слишком легко, а затем польстил им, сказав, что у них есть талант, что они зря тратят время на прессу, радио или телевидение. Многие согласились со мной, но никто не отказался от своей прибыльной работы, чтобы проверить истинность моего идиотского утверждения. Я всегда надеялся, что так и будет, но шансы против того, чтобы они это сделали, были настолько велики, что, возможно, я все-таки не действовал злонамеренно. Я подумал, что если я попытаюсь убедить Марджери сделать это в присутствии Вейланда Смита, которого я явно не стал бы уговаривать, я, по крайней мере, смогу посеять раздор между ними. Я поднял свой стакан.

— Вы слишком талантливы, чтобы работать на Би-Би-Си.

Вейланд выпятил подбородок.

— И Марджери. Я слышал ее комментарии и видел их напечатанными в «Слушателе».

Она покраснела под жилеткой Damart.

— Я просто сбила их с толку.

— Они читаются так, будто их хорошо отполировали. Эта статья о старушке, которую выселили во время сноса трущоб в Ричмонде, была чертовски хороша. Я уверен, что вы могли бы написать прекрасный роман.

— Прекратите, Гилберт.

— Или вы могли бы написать мемуары. Почему бы и нет? — Вейланд принялся изучать пивные насосы. — Этот жанр подойдет вам. Ваши мемуары были бы увлекательными, если бы вы их написали. Вы наверняка опубликуете их в The Harridan Press или Crone Books. Сейчас публикуют все, что угодно, лишь бы это написала женщина. Вы, конечно, можете придумать что-нибудь о бедной маленькой девочке из Ричмонда с острова Угрей Пай, которая унаследовала состояние и отдала девять шестнадцатых его третьему миру? Я уверен, что вы могли бы. На самом деле дела у Harridan Press идут настолько хорошо, что в последний раз, когда я видел своего издателя, он сказал: «Блэскин, старина, тебе придется писать свои материалы под женским именем. У тебя неплохо получается, но ты бы справился гораздо лучше, и я тоже. Мы опубликуем любую чушь, лишь бы ты использовал женское имя.

Я всегда все портил, заходя слишком далеко, но, по крайней мере, Марджери забавлялась и чудесно и раскованно смеялась, что невозможно было себе представить, глядя на ее спокойное лицо.

— Ты такая свинья-шовинист, что я почти думаю, что люблю тебя, Гилберт. Это ужасно, я знаю. И все же я не думаю, что ты действительно ненавидишь женщин. Ты слишком забавен для этого.

Единственным ответом была тишина, поэтому я заказал еще выпивки, и Вейланд,