– Храните, духи, господина до-оброго! Славьте, люди, госпожу кра-асную…

Алви расхохотался заливисто и помчал дальше к распахнутым в гигантской каменной арке городским воротам. Я обернулась и тоже прыснула: у распевающего мужика в руке была шапка, а на голове такая копна волос, что по-прежнему казалось, что между бородой и космами поёт только красный круглый нос.

Наблюдая, как мужик продолжает распевать и кланяться, я подумала: «Хмм, да это использование ментальной магии в личных целях! При случае будет что припомнить вам, проказник господин ректор. А то, мол, только я пройдоха… Было у кого учиться!»

* * *

За каменной громадой не было ничего страшного. Мы помчались по уютным улочкам, подсвеченным огнями из окон, факелами на высоких подставках, обычными фонарями и ближе к центру – множеством разноцветных лампочек, развешенных гирляндами на парадных, крышах, в витринах всевозможных лавок.

– Тут у них праздник намечается, – крикнул мне через плечо Алви. – Типа нашего дня Новой Зари, но на зимний лад.

– Праздник – это очень хорошо! – ответила я.

После целого месяца в деревне я не могла насмотреться на цивилизацию: пусть и такую, с утрамбованным на проезжей части и тротуарах снегом, с оленями и лохматыми быками, впряжёнными в повозки и кареты на полозьях вместо лошадей; с немного пряничной архитектурой, контрастирующей с суровыми тёмными башнями у горы.

Расписные красно-синие ставни с резными краями, кружевная резьба на алых, голубых, апельсиновых крылечках, цветные двери тут и там, – жители Баэса явно пытались дополнить извечные снега любым другим цветом. Впрочем, природа боролась за своё: всё, что можно, было украшено разноразмерными сосульками либо укрыто шапками снега.

Я думала, что Алви повезёт меня куда-то, где есть портал перемещения, но он остановил сани возле магазина с ярким праздничным декором. В витрине порхала, как птица, вышитая золотом голубая мантия с белыми меховыми кистями, а по углам были разложены еловые ветки, украшенные блёстками и красными чучелками клестов.

Я выбралась из саней, наконец, ощутив под ногами твердь; скрипнул снег. Алви подал мне руку с таким видом, словно сам только что всё вокруг наколдовал.

– Ну как, нравится?

– Да. Хоть и очень непривычно.

– Привычка губит радости жизни, – подмигнул Алви и повёл меня к магазину. – Ну-с, кто там жаловался на драное? Давай заменим.

Я сощурилась.

– И как, извольте, я буду за это расплачиваться?

– Поцелуями, – рассмеялся Алви. – Одно платье – сто поцелуев.

– Тогда я пас, слишком низка для вас цена одного моего поцелуя, сэр, – сверкнула я глазами. – Более того, он не продаётся.

Алви с удовлетворением глянул на витрину и кивнул:

– Тогда просто ограбь их: сумела украсть меня из-под маминого носа, наверняка и наряд сумеешь.

– Ну, знаешь ли! – вырвала я руку из его пальцев. – Пойду-ка я лучше к своим, к цыганам.

Я отвернулась от него, сделав вид, что обиделась. Алви поймал меня за талию и развернул к себе. Заглянул в глаза весело.

– А улыбка твоя тоже бесценна?

– Разумеется. Её вам, сэр, ни за что ни купить, – гордо сказала я, с трудом сдерживая разъезжающиеся уголки губ.

Он склонился к моему уху и прошептал:

– Тогда пойдём грабить магазин вместе. Без пуговиц на сюртуке я уже прилично замёрз…

Алви толкнул дверь в магазин, и мы вошли в приятное тепло, атмосферу ласкающих ароматов и дорогих тканей. Нашей модистке, мадам Мансуре, и не снились такие подбитые мехами палантины, пальто и мантии; украшенные с избытком вышивкой платья и шерстяные чулки со штанишками. Да уж, ихигарские дамы даже не догадались бы надеть подобные под этот, к примеру, нежный атласный наряд, подбитый изнутри фланелью. Однако мороз здесь правил модой и вкусами.

Я, кстати, именно такое платье и выбрала: с широкими юбками из синего струящегося атласа с золотой тесьмой и с роскошным, причудливо расшитым поясом, при этом утеплённое внутри мягкой тканью. И такого же цвета длинную накидку с капюшоном и широкими рукавами, расшитую белыми и золотыми диковинными цветами, с мехом огненной лисы вместо подкладки. Надоело мне уже ходить скромно, захотелось чего-нибудь эдакого… Впрочем, довольно удобного на случай, если придётся сбегать не оплатив.

Увидев меня, Алви восхищённо замер, но вспомнив о своём реноме, шутливо поиграл бровями. Его новый костюм был почти такого же цвета, лишь на оттенок темнее, тоже с вышивкой золотом, но более сдержанной, чем на женском одеянии. Приталенный камзол подчёркивал стройную фигуру Алви и мог так идти только истинному франту. В руках он держал лисью шубу. Указав на неё и на мех на моей накидке, Алви шепнул игриво:

– Ты подглядывала, признайся! И если это намёк на то, что я дурак, – у дураков ведь мысли сходятся, – я припомню это тебе на экзаменах.

– До них ещё нужно дожить, – ответила я. – А пока живите с этой мыслью, сэр!

Он возмущённо фыркнул и сцапал мою руку.

Полностью преобразившиеся, окружённые возбуждёнными продавцами и их любовью к нашим деньгам, мы с Алви приблизились к стойке перед выходом. Я затаила дыхание от любопытства, как же мы будем сбегать: внушим что-нибудь? И как потом Алви выкрутится? Но он просто бросил на прилавок свою карточку и небрежно сказал:

– Запишите всё на счёт герцога Розендорфа!

Продавцы и владелец магазина, полноватый молодящийся дядечка с лоснящимися от гламура усами, расцвели и раскланялись. А я разочаровалась, шепнув Алви:

– Никакого ограбления? И они нам даже не споют?

Он склонился ко мне.

– Если проштрафятся, обязательно грянут песню, моё маленькое избалованное зло. Но, увы, имя Розендорф тут слишком известно. Видишь вензеля на санях? С такими не скроешься…

Я вздохнула, покидая магазин: хоть и приятно было покупать самое дорогое из очень дорогого, приключения не получилось. И вдруг в спину раздалось дружное:

– Храните, духи, господина до-оброго! Славьте, люди, госпожу кра-асную…

Мы с Алви прыснули и совершенно не по-герцогски побежали к саням. По-моему, больше, чем сейчас, влюбиться в него было уже невозможно…

* * *

– Оставим сани тут? – предложила я.

– Зачем? – спросил Алви.

– Чтобы можно было развлекаться, не думая, что все знают твоё имя.

– Кому-то очень хочется пошалить? – подмигнул он.

– Ты сам обещал вечеринку! Обманул?

– Ну уж нет!

Мы пошли с ним под звёздами по широкой улице, скользя местами и весело подхватывая друг друга, чтобы не упасть. Краснощёкие прохожие засматривались на нас: девицы на Алви, мужчины на меня. И я поймала, как снежинку на язык, великолепное в своей простоте чувство: что мы с Алви равны! Было прекрасно оттого, что здесь меня никто не знает, никто не в курсе моих дел и проступков, и это чертовски освобождало. И ещё всем собственно было всё равно, что у меня за душой, люди просто заглядывались на нас обоих, молодых, красивых, смеющихся то и дело, и вместе с чужими взглядами я внезапно поверила в то, что у нас всё хорошо! Совершенно чудесно!

На площади толпился народ. Особенно много горожан было чуть поодаль – возле выстроившихся рядами палаток красочной ярмарки. В центре площади, прямо у памятника какой-то суровой деве и трём волкам, плясала, мелькая пышными юбками, молодая цыганка в алом платке.

Кто-то проревел позади нас, стукнул чем-то, и Алви, подхватив меня, отскочил в сторону. Мимо пробрёл здоровенный бурый медведь, перекатывая перед собой связку из сразу трёх бочек в сторону палатки с напитками.

– Хэндар, между прочим, – заметил Алви. – Но полагаю, не из наших.

В подтверждение его слов докативший бочки до торговой точки зверь превратился в квадратного бородатого бугая в короткой коричневой шубе. Он тряхнул чубом.

– Налетай! Кто просил ещё вина с южных морей! Только у нас!

– Интересно, это не родственник ли нашей мадам Бохосты из академии? – спросила я Алви.

Он пожал плечами, а затем показал мне за плечо.

– Вряд ли ты видела такое!

Я обернулась. Три девушки в белом сдували с ладоней в блестящих перчатках снежинки, а те под нежную музыку взмывали вверх в прозрачных шарах, внутри которых снежинки начинали расти, как кристаллы под воздействием магии. Сверкая, они образовывали узоры, словно снежинками можно было управлять.

Девушки-снегодувы в танце разошлись по сторонам, плавными движениями рук удерживая шары с сияющим