— Анюта умнее меня, потому что она старше, — выдала Дунька, чтобы угодить всем.

Вроде и похвалила, но уму и молодости Анюты противопоставила прелести еще большей молодости и намекнула, что с возрастом люди умнеют, то есть у нее, у Дуньки, все впереди и намного лучше, чем у Анюты. Люди с возрастом, конечно, умнеют, но не всегда и, явно, не в Дунькином случае. Сказать об этом вслух Анюта не рискнула. Сказочник умный, сам поймет.

Через три часа безостановочной ходьбы ноги жутко устали, и когда между деревьев блеснуло очередное озерцо, со всех сторон окруженное лесом, решили остановиться. Как и в прошлый раз, Сказочник остался на берегу, пока Анюта и Дунька купались. Он внимательно глядел по сторонам, ни разу не опустив взгляд на соблазнительных купальщиц. Камень, а не человек.

В воде Дунька приблизилась к Анюте:

— Ты как хочешь, а я так больше не могу. — Она оглянулась на Сказочника: смотрит ли на них и слышит ли? Он смотрел вдаль, а шепот забивался легким шумом деревьев. — Я решила. Сказочник — мужчина, мы с тобой ему нравимся, это не скрыть. Его останавливает одно — то, что между нами двумя нужно выбирать. Будь здесь только я или только ты, он вздохнул бы с облегчением, и одна из нас была бы счастлива. Если не может выбрать он, за него это сделаем мы. Свой выбор. Выбор того, что делать и как жить дальше. Я не откажусь от Сказочника, и ты, как понимаю, тоже. Мне надоело подвисшее состояние. Нельзя постоянно висеть в воздухе. Рано или поздно придется упасть. Остается одно.

Невозможно представить, чтобы сестренка так говорила, но она говорила. Ее заставила необходимость действовать. Если Дунька и Анюта не решат сами, кому из них быть подругой Сказочника, обе останутся ни с чем. Остается, как сказала Дунька, одно. Анюта слушала Дуньку с дрожью ужаса, перемешанного с облегчением: наконец-то в отношениях наступит ясность, и ненормальное положение вещей придет к какому-то результату, пусть тоже ненормальному, но реальному. Мысли вроде тех, что высказывала Дунька, забредали в голову Анюты давно, но вызывали страх и отторжение. Стоило Дуньке заговорить напрямую, и Анюту бросило в жар. Из двух зол выбирают лучшее. Пришло время выбирать. Дунька готова идти до конца, она готова сделать это прямо сейчас, о решительном настрое говорил ее взгляд.

— Все равно я сделаю так, как задумала, а ты поступай как хочешь, — подытожила Дунька. — Сейчас мне от тебя нужен ответ. Ты со мной или остаешься в стороне?

Анюта оглянулась на Сказочника. Он сидел на пригорке и смотрел вдаль, готовый защищать ближних даже ценой жизни. Силач. Умница. Красавец. Физик (в смысле «маг»). Человек-загадка, которую предстоит разгадать. Мужчина мечты.

— Я с тобой, — выдохнула Анюта.

Напряжение в глазах Дуньки не исчезло, но уменьшилось.

— Тогда вперед. — Она двинулась к берегу.

— Постой! — опешила Анюта. — Что ты предлагаешь?

— Сама не знаю, решу по ходу. Делай как я.

Они вышли из воды — мокрые, соблазнительные, на кураже бесстыдного бесстрашия и лихого отчаяния. Глаза Анюты упорно опускались, но она собирала волю в кулак, поднимала взгляд на того, к кому шла, и распрямляла плечи.

Сказочник удивленно обернулся. Дунька присела на траву справа от него, Анюта слева. Они прижались к нему и поцеловали одновременно с двух сторон.

Он не сопротивлялся.

***

Следующие дни пролетели как во сне. Тело жило собственной жизнью, сознание собственной — расплывчатой, полуреальной, похожей на бред сумасшедшего. В настоящей жизни так быть не могло. Сказочник был чудесен и неутомим, мешало только соседство сестры. Безмятежности тройственного существования хватило на полтора дня. Удовольствие от удовольствия любимого человека сошло на нет практически сразу, от недавнего душевного единения не осталось следа, вместо радости от простого существования на свете и упоения беззаботностью появилась нервозность, а в словах между сестрами — грубость и некая остервенелость. Анюта не могла смотреть на то, как любимому человеку хорошо с другой. Дунька глядела на Анюту с той же мыслью в глазах. Каждая ревновала другую, каждая старалась урвать побольше внимания, каждая доказывала, что она лучше. Неприятие постепенно превращалось в ненависть. «Див ее подери», — думала Анюта всякий раз, когда Сказочник ласкал Дуньку, и нечто еще худшее мелькало во взгляде Дуньки, когда мужское внимание доставалось Анюте. Дунька вела себя на все жужжащие слова: она была женственной, жадной до наслаждений, жаркой, жизнерадостной, жаждущей, жестокой к сестре и, к сожалению, жутко желанной. Анюта тоже, но обидно, что «тоже». В таких делах не должно быть никаких «тоже».

Анюта корила себя за безрассудство, но дело сделано. И какой у нее был выбор? Остаться сбоку припекой, наблюдать за счастьем сестры со стороны? У Анюты больше прав на Сказочника, она первая с ним познакомилась, первая напросилась в спутницы и, в конце концов, первая в него влюбилась. Она любила его, когда Дунька о нем только слышала от других.

— Сколько дней пути до следующей деревни? — спросила Анюта в первые сутки совместной жизни.

— Осталось три.

Вместо трех шли пять. Сказочнику нравилось то, что получилось. Борьба сестер за его нежность и заботу проходила мимо его внимания, он не замечал растущего напряжения между ними, его удовлетворял результат. Анюта не представляла, к чему это приведет. Она старалась об этом не думать. Все кончится, когда они войдут в деревню.

А если там, как у короля Парамона, разрешено многоженство?

Будет хуже, чем даже сейчас. Сказочник обзаведется еще множеством подружек. Ему нужны помощницы. Чем больше, тем лучше. Цель его жизни — исполнить миссию, на первом месте для него дело, а не люди, которые рядом. Ради блага будущих поколений он готов пожертвовать всеми, как близкими, так и дальними. Он постоянно напоминал, что женитьба ему противопоказана, он «свободен, но свободен не от чего-то, а для чего-то», и это «что-то», ради чего он живет, — счастье всего человечества. Спорить с ним значило перестать быть его подружкой. Поэтому ни Анюта, ни Дунька с ним не спорили.

Временное жилище больше не строили, пещер не искали, обходились шкурой дива. Шли вперед до тех пор, пока не валились с ног от усталости. Ночами спали как убитые. Утром, набравшись сил, отправлялись в путь