чуть позади, словно охраняя, и постоянно оглядывался.

Впереди, на грязном пустыре, забитом мусором, показался барак, такой же, как в деревне Анюты, но словно бы заброшенный. Храма и вышки с призывальником не было. Деревья в округе вырублены, трава вырвана — наверное, для тюфяков ее брали здесь же, чтоб далеко не ходить. И с выносом мусора и нечистот не заморачивались, сваливая сбоку от стен. Позади барака мусорные горы достигали уровня пояса, в них можно было утонуть, и туда, соответственно, ходить перестали. Запах стоял невыносимый.

Капитан гордо указал на барак:

— Дом сезапов.

— Почему не выносите мусор? — спросил Сказочник.

Для мусора всегда отводилось специальное место на окраине, где он никому не досаждал ни видом, ни прочими неприятностями.

— Некогда. Идет война.

— Война — не повод жить по уши в… — Сказочник добавил что-то тихо и невразумительно.

— Выходить опасно, — ответил капитан. — Сейчас я покинул пост, чтобы вас проводить, а враг подкрадется и устроит засаду. Некогда объяснять, скоро все сами увидите.

Анюта же видела мусор и ощущала запах, и единственным желанием было уйти отсюда подальше.

Техническое строение попалось на глаза позже, когда почти дошли до барака, оно стояло вдали на пригорке рядом с маленьким деревянным домиком. Дальше, на таком же пустыре, как здесь, стоял еще один барак.

Капитан молча вел Анюту и Сказочника ко входу. Сказочник не выдержал:

— Тебе неинтересно, кто мы и чего хотим?

— Какая разница, чего вы хотите? Мы про вас все знаем. Странно только, что в этот раз дали не доходяг. Парамон еще у власти?

Анюта и Сказочник кивнули.

Значит, людей из соседней деревни приводили сюда. Почему?

Вопрос, сидевший в голове Анюты, Сказочник задал вслух:

— Почему к вам ведут людей из других деревень?

— Ты знаешь еще какие-нибудь деревни?

— Их много. И везде живут одинаково: люди в поте лица работают за подачки, а дивы-демоны-нечисть-нежить держат их в руках и не дают шага ступить.

— У нас говорят «нежить». Ты можешь что-то предложить?

— Я говорил: у меня есть план.

— Если собираешься бросить нежити вызов, никому не рассказывай, забьют насмерть. Нам бы с юхвостами справиться, и вот тогда, после победы, можно думать еще о чем-то.

Подойдя к дверям, капитан постучал в нее три раза, после паузы стукнул еще раз и, после новой паузы, еще дважды.

— Кирилл, это капитан. Принимай новеньких.

Заскрежетал деревянный засов, дверь приоткрылась.

— Заходите. — Капитан указал луком в дверь. — Кирилл, сегодня нормальные, до завтра точно не помрут, можно сразу на работу. Если не вернусь раньше, сам представь бригадиру.

Кирилл запер дверь на мощный засов и обернулся к Анюте и Сказочнику. Это был симпатичный юноша чуть младше Анюты, но старше Близнецов. Меряться силами с Близнецами ему, конечно, не стоило, величиной мышц и шириной плеч он проигрывал каждому из них не менее, чем в два раза. Доброе создание с глубокими серыми глазами. Его хотелось взять под свою опеку. Желание избежать неприятностей любой ценой, даже невероятными уступками, ощущалось как в глазах и в выражении лица, так и в каждом движении. На щеках милые ямочки. Зубы, как и у капитана, все на месте и все здоровые. Общее состояние тоже показывало, что с лечебником Кирилл знаком. Одежду составляли подпоясанная накидка и широкие короткие штаны, а обувь в помещении не требовалась. Чистые светлые волосы коротко острижены. Во взгляде сохранялось детское наивно-восторженное выражение, особенно когда Кирилл смотрел на Анюту.

Огромное помещение разделял коридор из деревянных стен с дверными проемами через каждые три-четыре шага. Стены возвышались на полтора человеческих роста. Проемы закрывались грубыми циновками. Как дочка циновщика Анюта поморщилась. Даже ребенок сделал бы лучше. Кстати, почему не слышно ни детских криков, ни шума, ни визга, без которых дневная жизнь немыслима? Старшие дети могли работать вместе со взрослыми, но не слышно даже маленьких и грудных. Все спят? Одновременно, как по команде?

По спине пробежал нехороший холодок: здесь замешана магия? То есть, физика?

— Где все дети? — не выдержала Анюта.

— Какие дети, когда война? — с удивлением посмотрел на нее Кирилл.

Он оглядел Сказочника с его странной одеждой и, не задав никаких вопросов, вновь перевел взгляд на Анюту. Пробежав глазами по ее статной фигуре, Кирилл покраснел и опустил лицо.

— Оружие есть? — задал он вопрос, объяснявший, что разглядывание — не личная прихоть, а вынужденная служебная необходимость.

— Маленький кремневый нож и игла. — Анюта и Сказочник потянулись к котомкам, Кирилл остановил их:

— Не надо показывать. Я имел в виду боевое оружие.

— Чего вы все здесь боитесь? — спросил Сказочник.

— Почему вы здоровые? — Вопросом на вопрос ответил Кирилл. — Вы юхвосты?

— Не можем ответить, потому что не знаем кто это. Поясни, пожалуйста.

— Юхвосты — враги дома сезапов.

— Мы не враги. Наоборот. А чем вам насолили юхвосты? Ну, за что вы их не любите?

— Они убивают нас много поколений подряд. Не будь юхвостов, мы жили бы нормально. У нас были бы дети. А сейчас даже те дети, которых приводит нежить, всегда под прицелом. Как заводить детей в условиях, когда в любой миг, днем и ночью, до скончания дней каждый должен быть воином?

Кирилл отвел глаза. Чувствовалось, что воином ему быть не хотелось, он лучше бы возился с детьми, лучше бы со своими, лучше бы, например, от Анюты, если судить по взглядам, которые искоса бросал на нее, и по краске, покрывавшей щеки и уши после этих взглядов.

В сравнении со Сказочником, сильным и мужественным, на которого можно положиться, Кирилл выглядел большим ребенком. Милый мальчик. Взрослый парень, но мальчик.

— С чего началась война? — спросил Сказочник. — Меня интересует не то, кто ее начал, а что послужило поводом.

— Дом юхвостов хочет уничтожить нас, это цель их жизни, и нам приходится воевать с ними день за днем, ценой многих жизней, до последней капли крови.

— Ты не ответил на вопрос.

Кирилл покраснел.

— Мне сложно ответить. Я сам задаюсь этим вопросом и не нахожу ответа. Вражда началась так давно, что никто не помнит причин. Воевали наши отцы, наши деды, наши прадеды. Я спрашивал, почему мы не хотим помириться. Зачем воевать, если можно дружить? В ответ меня назвали трусом и ударили. Желание мириться враг воспримет как слабость.