Я улыбнулся: в пятой точке у приятеля явно имелся моторчик.

— Пойдём, волчару порадуем, Шасти, — обернулся я к девушке. — Пойдёшь со мной?

Она кивнула и несмело улыбнулась в ответ.

Отдать ей сумку было, конечно, страшным риском. Но ведь она меня сегодня спасла. Могла бы просто промолчать — а вдруг самозваному мужу каюк побыстрее придёт?

Но не промолчала. Значит, попробуем доверить ей это колдовское барахло. Разобраться бы ещё, какая в нём польза?

Бурка чинно возлежал рядом с убежищем. Барсы копались там, добывая мешки и верёвки. Волк взирал благостно, понимал, что это «свои».

Учуяв меня и мешок с кровью, он повернул голову и облизнулся.

— Сейчас, Бурочка, — сказал я, снимая с так и не разожжённого кострища котёл для каши. — Покормим тебя и полечим.

Я поставил перед Буркой котёл и развязал горловину мешка.

Бурка занервничал. Он вскочил и переступал лапами, совсем как собака, которой насыпают в миску любимый корм. Но под руку не лез, гордый.

Я навалил полный котёл свернувшейся крови и отошёл в сторону.

Бурка принюхался, сунул морду в котёл и начал аккуратно-благородно лакать. Но, лизнув пару раз, не выдержал и, давясь, кинулся заглатывать огромные куски драконьей крови.

Гиреш, что пришёл следом за мной к убежищу, тоже было заинтересовался вкусной едой.

Но шерсть Бурки встала дыбом, а из оскаленной пасти донеслось такое рычание, что шарахнулись и мы с Шасти.

— Как ты его не боишься, — выдохнул Истэчи.

Он уже оббежал лагерь и принёсся обратно.

— Бурка просто оголодал, — пожалел я зверя. — Мы тут держим его на одной воде. А ему сила нужна, чтобы рана закрылась.

Гиреш зевнул и ушёл в тенёк. Не знаю, что он подумал о хамском поведении дикого волка, но к чужой миске потерял всяческий интерес.

Казалось бы, Бурка ему — на один укус, а вот поди ж ты, даже не возмутился.

— Ты Ичина нашёл? — спросил я приятеля.

— Он по тропе с Ойгоном ушёл, к пропасти.

— А зачем?

— А кто же у него спросит? — растерялся Истэчи. — Ушёл и ушёл.

— Про пропасть тебе часовые сказали? — догадался я.

Он кивнул и хотел поднять мешок с остатками крови. Но Бурка опять зарычал, не трожь, мол, моё.

Истэчи отдёрнул руку и покачал головой:

— Ну и злой он у тебя.

— Пусть отъедается, — разрешил я. — У дракона крови много, всем хватит. Людям-то её можно?

— Я бы попробовал, — улыбнулся приятель. — Добыча редкая, но не ядовитая же.

— Можно, — сказала Шасти. — Только варить надо. Сырую дают во время обрядов. Она расширяет душу и даёт на время другое зрение.

— Галлюциноген, что ли?

— Не знаю, — растерялась Шасти.

— А Бурка у нас не забалдеет с сырой? — забеспокоился я.

— Волкам точно дают сырую кровь, — сказал Истэчи. — Да и как бы им не давать, они сами жрут.

— Ну ладно тогда. — Я посмотрел на Бурку, плюхнувшегося рядом с опустошённым котлом: — Ты лежи, выздоравливай. Но лучше больше не ешь, а то тяжело тебя будет тащить. Скоро уходим отсюда. А ты… — я повернулся к Шасти. — Садись рядом с Буркой и ни шагу отсюда. Мне с Ичином поговорить надо.

— Я с тобой! — подхватилась Шасти.

И даже сама взяла меня за руку.

— У меня мужской разговор, понимаешь?

— А я — рядом, на камушке посижу! Ну, пожалуйста?

Пожал плечами. Боится она, что ли?

— Ладно. Но где посажу — там и будешь сидеть! — строго сказал я.

Шасти с готовностью закивала. Вот же хитрая.

Ичина я и в самом деле застал у скалистого обрыва в конце охотничьей тропы. Именно здесь мы хотели подловить колдуна.

Предводитель барсов стоял один и молча смотрел вниз. Он был в своём шаманском прикиде. Верно, что-то хотел попросить у духов.

Я посадил Шасти на поваленную сосну и подошёл к Ичину, стараясь производить побольше шума, чтобы шаман меня точно заметил.

Он словно не слышал: уставился вниз и даже не пошевелился ни разу, пока я пинал камушки.

— У меня есть вопросы, — сказал я негромко.

— Какие? — так же тихо отозвался шаман.

Значит, слышал. Просто не реагировал.

— Я хочу понять, что ты намереваешься делать дальше? — начал я в лоб.

— А ты уверен, что будет какое-то дальше? — Ичин перестал смотреть вниз и обернулся ко мне.

Под глазами у него залегли тени, глаза потухли.

— А почему ты уверен, что не будет? — нахмурился я.

Мне не нравилось потерянное выражение лица шамана и тёмные провалы его глаз.

— Ты не поймёшь, — сказал он. — Ты ещё слишком юн, Гэсар.

— А ты расскажи, и я постараюсь понять. Только расскажи с самого начала? Может, я забыл что-то важное?

Ичин покачал головой, губы его сжались, словно он не хотел выпускать слова.

Я ждал.

Шаман снова посмотрел в пропасть.

— Мы все умрём здесь, — сказал он. — Очень скоро умрём. Армия разбита, Гэсар. Мы проиграли.

— Люди вообще смертны, — легко парировал я. — Разве это причина для уныния? Пока мы живы — надо сражаться! Ведь ты же сражался, я знаю! И страха в тебе не было! А теперь смотришь, как болван китайский, на то, что творится среди барсов и головой киваешь! Разве ты перестал быть их вождём? Чего ты бродишь словно потерянный?

— Я не смог провести барсов через перевал, — глухо сказал Ичин, не поворачивая головы.

Он не хотел меня видеть, спорить со мной. Может, хотел умереть?

— И что? — не отставал я.

— Духи отказались повиноваться мне. Перевал не открылся. По всем обычаям я должен сложить с себя обязанности вождя и шамана. Но какой смысл передавать власть, если скоро мы всё равно погибнем?

— Да что за бред ты несёшь! Да, нас осталось не так уж много. Но зато хрен нас в этих горах поймаешь!

— И как мы будем воевать против огромного войска терия Вердена? Против десятков драконов и сотен волчьих всадников? Враги сжигают сейчас наши деревни, убивают мужчин, детей, женщин. Забирают мальчиков, чтобы они стали воинами и бились против своих отцов и братьев!

— Это означает лишь