Ичин снял с больной руки кожаный наруч, плеснул араку на чёрное от раны запястье и на нём проступили знаки — те же орнаменты, браслетами охватывающие руку, что и у меня, только рисунок был иной. И морда барса красовалась между двумя орнаментами.

— Знаки уже потускнели, — сказал Ичин. — Мергену нужно было только подождать немного. Но мой преемник стал вести себя странно. На обратном пути он только и делал, что ссорил воинов. А потом жертвенного волка ножом ударил… Зачем?

— Ты не знал про «глаз колдуна»?

Шаман покачал головой.

— Я слыхал про такие камни. Но не знал, что Мерген носил эту дрянь с собой. Он, наверное, решил, что это камень помогает ему, когда я уступил власть без боя. Но единство отряда всегда было мне дороже власти. И жизни моих воинов. Я надеялся, что новый шаман сможет увести барсов через перевал. А если бы мы раскололи наши маленькие силы, терию Вердену не пришлось бы даже посылать сюда колдунов. Мы бы просто перебили друг друга.

— Значит, Мерген думал, что камень даёт ему желанную власть и удачу?

— Наверное. И потому он молчал о нём.

— Но пришла не удача, — кивнул я. — Пришли колдуны Терия Вердена. Камни оказались сродни заложенным мертвецам. Они питались теми, кто носил их, и духи мёртвых постепенно облекались плотью. И когда колдун велел демону проснуться и захватить власть…

— Сначала колдун приказал убить тебя, Гэсар, — перебил шаман. — Смерть жертвенного волка — очень дурной знак.

— Значит, колдун смотрел глазами Мергена и решил, что я — слишком опасен. А когда увидел меч, способный поражать демонов, — просто взбесился. И сам прилетел за ним.

— Когда я был в крепости Арды, на улицах говорили, что меч княжича Камая — из снов Белой горы, — кивнул Ойгон. — Очень сильный меч. Понятно, что колдуны переполошились.

— Что значит — из снов? — удивился я.

И заметил, как изменилось вдруг лицо Ичина.

— Сон у Белой горы — последний этап посвящения в воины, — ответил он вместо брата. — Ты уже был там, просто не помнишь этого. Тебе нужно вспомнить, какое оружие — внешнее или внутреннее ты от неё получил!

— Оружие? — я сделал вид, что не понимаю намёка.

— Да. Воин засыпает у подножия горы. И просыпается с оружием. Иногда — с невидимым. Но это оружие уже не оставит его при жизни. — И он посмотрел мне в глаза совершенно трезвым и пытливым взглядом.

Вот же засада… Шаман догадался, кто я. Меч Камая нашёл хозяина, иначе и быть не могло.

Я покачал головой: «Молчи».

Он кивнул.

Ойгон не замечал нашей игры в намёки. Он жрал драконятину и глаза у него были осоловевшие от еды и молочной водки.

— Ты должен верить, что мы победим, — сказал я Ичину.

— Теперь я верю, — кивнул он.

— Так надо же выпить! — вскинулся Ойгон, откупоривая бурдючок.

— У меня ещё Шасти в соседних кустах сидит голодная, — сказал я.

Теперь было ясно, что Ичин мне расскажет всё, что сумеет. Не надо больше искать подходы и мосты наводить. А вот девчонка уже, поди, слюной захлебнулась.

— Ну, веди свою женщину, — кивнул Ичин.

Мяса у нас ещё было достаточно, а о серьёзном мы могли поговорить и потом. Шаману больше ничего не мешало считать меня достойным обсуждения наших дальнейших планов. Может, и к лучшему, что он меня расколол.

Я сунулся в кусты в полной уверенности, что Шасти меня ждёт и… Действительно нашёл её на бревне. Похоже, успокоилась моя шустрая ведьма. А ведь могла и удрать.

— Пойдём, — сказал я. — Мы всё перетёрли, теперь просто мясо едим. Ты же голодная?

Она кивнула и улыбнулась мне.

— Голодная.

— Ну вот.

Я привёл Шасти к обрыву, где мы так уютно устроились. Посадил на камень и вручил кусок драконятины.

На душе у меня стало почти спокойно.

Секреты у меня ещё оставались, конечно. Например, барсы не знали, что «глаз колдуна» изготовила для Мергена моя маленькая жена. Но это им пока и не надо бы знать. По крайней мере, Ойгону.

А Ичину я расскажу потом, что такое эти «глаза». И что тёмная душа «глаза» ещё не вся источилась.

Кусок жирного чёрного камня, обёрнутый в кожу, лежал в сумке у Шасти. И я не знал теперь, нужно ли его уничтожать, раз это такая полезная штука?

Ичин потянулся за мясом, и Шасти вскрикнула, увидев черноту на его руке.

— Ты чего? — спросил я ласково. — Это рана такая, вроде бы не заразно.

— Это!.. — Шасти выглядела испуганной. — Это же след Эрлика!

Ичин поморщился:

— Нижнего бога здесь не называют по имени, — сказал он. — В горах это не принято.

Шасти затравленно кивнула.

— И что он означает, этот след? — спросил я.

— Что его, — Шасти кивнула в сторону Ичина. — Ранили обращённой стрелой. Он обращается в демона.

Она посмотрела на меня жалобно: мол, я тут ни при чём, это всё колдуны. Но я и не собирался на неё сердиться.

Похоже, только Ойгон не оценил сказанного. Он продолжал жевать мясо с довольной улыбкой на лице. А вот мы с Ичином девушке сразу поверили.

Шаман и в самом деле был ранен вражеской стрелой. Она сорвала наруч и чиркнула по запястью. А потом по руке расползлась эта жуткая чернота.

Учитывая демонов, что напускали на нас колдуны терия Вердена, всё это было очень похоже на правду.

— А существует какое-то лекарство от таких ран? — спросил я Шасти. — Снадобье? Магия?

Она задумчиво нахмурила брови, потом развязала свою сумчонку и вытащила из неё то, что я принял за косметическое приспособление — связку маленьких кусочков кожи, вроде тех, которыми девушки пудрятся.

Но я смотрел в темноте, а сейчас заметил и тёмные знаки на каждом кусочке. Вроде надписей из рунной вязи.

Шасти полистала кожаные заметки, теперь было понятно, что это её записная книжка, и кивнула.

— Да, такое снадобье существует. Но нужны сложные ингредиенты, чтобы приостановить болезнь. А чтобы вылечить её насовсем, нужно разорвать связь вашего шамана с миром Эрлика и запутать демона. Это очень страшно. А у меня