его обставить?

Если считать время пути от смерти Мергена, когда контроль над «глазом» был потерян, то у нас есть примерно сутки, даже если правитель сразу хватится колдуна и пошлёт за нами его коллег.

Или больше? Ведь откуда он может узнать о?..

Я вздрогнул, поражённый неприятным предчувствием.

Спросил:

— Шасти, а колдуны терия Вердена могли видеть, что у нас тут стряслось? Ведь ты разворачивала камень, когда сражалась с призраками?

Она задумалась, потёрла синяк на лбу.

— Такое возможно, — кивнула она. — Но только если колдун приказал кому-то постоянно вслушиваться и искать наш камень в горах.

— А скажи… — я задумался, подбирая слова. Как мне спросить, чтобы не насторожить девушку или возможного шпиона? Вдруг нас и сейчас кто-то подслушивает? — Скажи, я похож на… — Посмотрел на Истэчи, вспоминая его «гражданское» имя: — На Шуну?

— А вы — братья? — удивилась Шасти.

— Нет, но мне казалось, что мы очень похожи. — Я улыбнулся и продолжил расспросы: — А на кого я похож?

— На Темира, наверное, — замялась Шасти. — Но ты мне больше нравишься! Только глаза у тебя странного цвета и волосы криво обрезаны. Хочешь, я сделаю так, чтобы было красиво?

Я кивнул сам себе. Шасти не знала, как выглядит княжич Камай. И колдун не знал, иначе бы взялся меня шантажировать. А почему так?

Интернета в этом мире нет, фотографий тоже. Княжич был маловат для наследования, и особо к нему не присматривались. Мальчишка как мальчишка — шустрый, чернявый.

Значит, если колдун и следит за нами — он следит за мечом, не за мной. Вот меч они опознали сразу. Дорогое, наверное, оружие, раз рубит демонов и защитные заклятья.

И колдуны терия Вердена обязательно придут за мечом. Он слишком опасен для них. Слишком важен.

Но, как ни крути, сутки у нас точно есть. За это время надо решить, что делать с камнем и как тащить Бурку.

Понятно, что оставаться в лагере было нельзя. Теперь о нём в ставке терия Вердена каждая магическая собака знает. Тут лучше вообще уйти за границы сектора, чтобы не нарываться.

Но где тут «границы сектора»? Как их определить? Дальностью перелёта на драконах?

— Сколько дракон может лететь непрерывно? — спросил я Шасти. — Сутки, двое?

Девушка хихикнула:

— А как же он будет спать в полёте?

— Но весь день — может лететь?

— Если хорошо заботиться и кормить, — кивнула она.

— А почему за мечом полетел именно твой отец?

— Это был его камень.

Шасти потрясла рукой, в которой всё ещё держала завёрнутый в кожу «глаз колдуна». Вернее — его остатки.

— Стоп, — нахмурился я. — Камень был его, а управляешься с ним ты?

Девушка затравленно посмотрела на меня.

— Я всегда управлялась, — прошептала она. — Отец заставлял меня делать всякую чёрную работу. Очень трудно заставить теневика обрастать бронёй из камня. Но иначе он быстро погибнет в чужом для него мире.

— В чужом?

Шасти кивнула.

— Мы вызываем их из нижнего мира, из тьмы Эрлика. И сначала они — как призраки. Ты же их видел сегодня?

Я закусил губу. Выходит, и Мергена, и Ыйгена угробила эта милая девушка с шишкой на лбу?

— А призраки, которых твой отец вызвал сейчас, сильно отличаются от того, что сидит в камне?

— По сути — они одно, — согласилась Шасти. — Но призванные души — ещё не воины. Они всего лишь «глаза зла». Мы призываем их, глухих и забывших себя. Там, внизу — они смотрят на зло, и зло потом глядит через них в наш мир. Но тьма постепенно оседает и становится каменными доспехами. Глупец, что возьмёт такой камень, ощутит «обещание власти». И если он отдаст себя обещанию, тень поглотит его, превратив в демона.

Девушка остановилась и поглядела на меня с опаской. Но пугали её не призраки и «глаза камня», а моё хмурое напряжённое лицо.

Ерунда же, ага? Бац, и из человека получается демон. Это было в обычаях её мира, и ничего особенно страшного она в этом не видела. Главное — чтобы я не ругал её за гибель двух наших людей, а так — демоном больше, демоном меньше…

— А зачем духам броня из камня? — спросил я, чтобы не молчать.

В моём сознании возникали и гасли страшные картины здешнего ада.

— Свет очень опасен для души, что пришла из мрака, — охотно пояснила Шасти. — Камень — её броня, защита.

Она приободрилась, ведь я ничего не сказал про тех, кого уже погубил этот проклятый камень.

Мне надо было убить её сразу. Но я объявил это адское отродье женой. И что теперь с ней делать? Разве её можно как-то перевоспитать? Или… они все здесь такие?

А я? Ведь и шаманка спускалась в ад за душой Кая. Значит, часть моей души — адская?

Какой жуткий бред. Если бы я сам не видел этих теней, постепенно наливающихся чернотой…

— Значит, тень, что всё ещё живёт в камне, сильнее только что призванной тени? — Камень у Шасти был только один, а теней колдун вызвал целую кучу. — А насколько?

— Не знаю точно, — ответила девушка задумчиво. — Отец говорил, что теневик, облачённый в броню из камня, сильней его бестелесных сородичей. Можно позвать тени, если ты обладаешь достаточным знанием, и они придут. Но они слишком легки и уязвимы без подготовки. Вспомни — их было около дюжины, но ты довольно долго сражался с ними один, без помощи теневика. Будь они все «глазами камня», я не успела бы ничего предпринять.

— А почему камень постепенно разрушается?

— Жизнь демона — овеществлённое зло. Ужас и смерть. Израсходовав тьму — он снова станет лёгким, и душа его уйдёт к Эрлику. Власть мимолётна, разве ты не знал?

— Власть — это зло? — с удивлением уточнил я.

— Власть — это власть, — улыбнулась Шасти. — Но камни дают обещание власти, возбуждают в тебе жажду. Обещание власти — это и есть настоящее зло. Это жажда, которой не утолить.

— Головоломно, — признался я. — То есть злой — это тот, кто сулит тебе власть, заманивает ею? А сама по себе — она, как снег с дождём? Ни хорошая, ни плохая — просто погодное явление?

— Ты умный, — обрадовалась Шасти. —