Шрифт:
Закладка:
Не уходи.
— Я не волнуюсь.
Ложь… ложь… ложь…
— Тогда мы выйдем вместе? Мы дадим всем понять, что тебе нравится смотреть, как я принимаю душ и одеваюсь?
Мне понадобилась вторая порция холодной воды на лицо.
— Я не смотрела, как ты принимаешь душ.
Он ухмыльнулся.
— Но тебе бы это понравилось, не так ли?
— Ты придурок.
Сохранив на мгновение самодовольное выражение лица, он кивнул один раз.
— Возможно. — Он снова взглянул на часы. — Две минуты. Ты уверена, что я ничего не могу сделать?
Я закатила глаза.
— Что ты собираешься делать в течении этих двух минут?
— Все, что захочешь.
Моего голоса не существовало. Должно быть, потребовалось более восемнадцати лет, чтобы обрести голос. Чтобы без обиняков просить о том, чего я хочу, не боясь смущения или отказа.
Я хотела, чтобы он не уходил.
Я хотела, чтобы он остался со мной.
Я хотела, чтобы он прикасался ко мне и делал это так, чтобы мне было приятно.
Но я хотела, чтобы он делал это без моей просьбы.
— Время вышло. — Он повернулся и уверенными шагами направился к двери спальни.
Я сцепила руки и стиснула зубы, борясь за одно слово, за малейшее подобие голоса.
Но ничего.
Он закрыл за собой дверь, и из другой комнаты послышались голоса. Я зажмурила глаза и прижала ладони к лицу, несколько секунд ворчала на себя, а затем направилась к двери и прижалась к ней ухом.
— Тиффани была дизайнером интерьера дома, который вы построили в Голдене в прошлом месяце, — сказала Роуз.
— Правда? — Фишер казался слишком воодушевленным.
— Правда. Это прекрасный дом, Фишер. Это моя мечта, чтобы ты когда-нибудь построил что-нибудь для меня.
Я закатила глаза на восторженный ответ Тиффани.
— На самом деле, я была бы не прочь поселиться прям в этом, — продолжала она.
Правда? Могла ли она быть более очевидной и нуждающейся? Это было просто… отвратительно.
— Я бы с удовольствием посмотрел, что ты сотворила с домом в Голдене, — сказал Фишер.
— О… конечно. Я позвоню Дженсенам. Они будут совсем не против, если я покажу его тебе. — Она рассмеялась. — Но я уверена, что они хорошо тебя знают. Полагаю, ты тоже можешь им позвонить. Может быть, мы как-нибудь назначим свидание.
Нет. Нет. Нет!
Оттолкнувшись ухом от двери, я прижала к ней обе ладони и опустилась на корточки, прижавшись к ней лбом, закрыв глаза и моля Бога стереть из них прошедший месяц.
Забери меня обратно в Техас.
И никогда больше не позволяй мне думать о Фишере Мэнне.
Глава 22
Это была одна ночь. Я должна была устроить себе пир, набить живот и уснуть в пищевой коме. Вместо этого я пропустила ужин и отправилась на пробежку. Потом час занималась йогой.
Душ.
Кроссворды.
Библия.
Молитва.
Еще молитва.
Прислушиваюсь к двери наверху, не появится ли Фишер.
Еще молитва.
Я полностью ушла в себя, прося прощения за свои мысли и за то, что взяла в рот пенис Фишера. Много ли Бог получает молитв о пенисе? Это казалось маловероятным. Может быть, парни с венерическими заболеваниями молятся о скорейшем выздоровлении и обещают вернуться к безбрачию.
Я не обещала безбрачия, потому что технически я все еще была безбрачной. Так я себе говорила.
Чуть раньше часа ночи я вышла на веранду, одетая в майку и белые трусики. В руках — одеяло.
Потянувшись к выключателю, я случайно задела другой выключатель, и крыльцо осветилось нитями лампочек-шаров. Я не знала, что они там есть. Как же я их пропустила?
Это было… очаровательно.
Я усмехнулась. Впервые с тех пор, как Фишер бросил меня ради Тиффани и джазовой музыки. Свернувшись калачиком в углу секционного кресла во внутреннем дворике, я глубоко вдохнула прохладный ночной воздух и закрыла глаза. Этого хватило, чтобы мои мысли успокоились и сон нашел меня.
В какой-то момент я открыла глаза, почувствовав странное ощущение, что рядом кто-то есть.
Фишер…
Он стоял рядом со мной и смотрел, как я сплю.
— Который час? — Я прищурила глаза.
— Два.
— Где Рори? — Я потерла один глаз.
— Она осталась у Роуз, чтобы протрезветь.
Я кивнула и зевнула.
— Почему ты спишь здесь? — спросил он.
— Потому что я не могу спать в доме.
— Почему? — Он снял кроссовки.
— Я… — Я пожала плечом, чувствуя неловкость за свои ужасные мысли. — Я не знаю.
Он сел на край дивана, вытянул ноги, проглотив всю длину.
— Иди сюда, — прошептал он.
Я выдержала паузу, прежде чем подползти к нему, укрыв одеялом. Устроившись между его ног и на его груди, я уткнулась лицом в его шею.
Он все еще пах сосной и мылом. Но не ею.
Я так отчаянно хотела спросить его, делал ли он что-нибудь с ней. Держал ее за руку. Целовал ее. Пообещал ей еще одно свидание. Но я не стала этого делать, потому что оказалась в его объятиях посреди ночи под светом нескольких десятков лампочек, и это было просто прекрасно.
Через несколько минут Фишер приподнялся, увлекая меня за собой и удобней располагая на своей груди. На его лице было самое созерцательное выражение. Я хотела разгадать его, как одну из своих головоломок, ища подсказки в его глазах, части его губ или в его руке, убирающей волосы с моего лица, а затем поглаживающей костяшками пальцев мою шею.
Я закрыла глаза, наслаждаясь моментом, тем, как он заставил меня почувствовать, что я лечу. Свободной от всего, что мешало мне найти себя, свой голос, свое место в мире.
Когда я открыла глаза, он провел другой рукой по моей щеке, а его большой палец обвел мою нижнюю губу. Ночной воздух не шел ни в какое сравнение с тем, как прикосновение Фишера вызывало бесконечное количество мурашек по моей коже.
— Что ты делаешь? — прошептала я.
Его взгляд проследил за следом его руки на моей коже, после чего он посмотрел на меня своими напряженными глазами.
— Я извиняюсь.
С начала той недели…
Автосалон. Парк. Его вопрос о выборе.
Прощение ничего не значило, если такое прикосновение было его способом извиниться. Моя душа чувствовала это.
— Фишер? — прошептала я.
Он, казалось, был заворожен моими губами — его большой палец скользил по ним, а глаза перебегали с моих на его большой палец.
— Ты собираешься меня поцеловать?
Намек на ухмылку тронул его рот.
— Я думал об этом.
Моя рука обвилась вокруг его запястья, отводя его руку
