Шрифт:
Закладка:
В течение суток ещё вчера казавшийся относительно мирным регион оказался на пороге ядерной катастрофы, и ни я, ни вся Организация ничего не могли сделать.
На ночь я остался в штаб-квартире, потому что Мирхофф мог собрать экстренное совещание в любой момент (Совбез вообще заседал без остановки).
Примерно в три после полуночи, когда мы с Паскалем Докери изнурительно пили кофе у него в кабинете и размышляли, примет ли Совбез новое решение вопреки мнению Мирхоффа, пришло новое известие. «Сан Энерджи» опубликовала списки погибших в «зоне особых интересов Шанхая» и официально запросила военную помощь Организации. Тот же запрос, после воздушных боёв и перехвата бомбардировщиков над заливом, огласил в Совбезе Азиатский союз – делегаты от Гонконга и Тайваня при поддержке Индии. Все просили Армию Земли вмешаться.
Совбез, что сделало ему честь, отреагировал немедленно.
В Шанхай направили ультимативную ноту.
В ответ Джонс заявил, что, если Армия Земли начнёт боевые действия, он опустошит свои арсеналы и ракеты полетят на Гонконг, Тайбэй, Токио, Сеул, Дели, Нью-Йорк и Москву. Он назвал генсека Мирхоффа, его первого зама Торре и главкома Редди военными преступниками и объявил, что располагает доказательствами их прямого соучастия в геноциде в Китае.
Во второй части послания Джонс обещал прекратить войну, как только войска «Сан Энерджи» отступят из «особой зоны», а Гонконг согласится на переговоры. Арбитражу Организации он более не доверял и был готов вести с ней дела лишь после того, как сменится её руководство.
Джонс пошёл на попятную. Это был успех, и его можно было бы развить, окажись Мирхофф и его коллеги людьми долга, для которых спасение миллионов стояло бы выше спасения своих шкур. Таковыми они не были, поэтому вторая часть послания уже никого не интересовала. Начав ядерный шантаж и параллельно обвинив высших чинов Организации, Джонс подписал себе смертный приговор.
Прочитав текст послания, ещё до совещаний у Мирхоффа, окончательных решений Совбеза и особого заседания ГА, приказов Редди и Уэллсу, я стал искать способ попасть на Окинаву.
21. Энсон Карт (II)
Через Паскаля Докери я узнал, что на Окинаве вместе с Редди находился и генерал Уэллс. Самолёта Организации в моём распоряжении не было, так что я воспользовался личными финансами и нанял борт до Нахи. Спустя десять часов я уже приземлился в местном малюсеньком аэропорту, где меня ждали агенты ОКО. С помощью того же Докери ещё в воздухе я пытался известить Уэллса о своём прибытии – не был уверен, что он сможет мне помочь, но без него мой план был априори обречён.
К счастью, Уэллс отозвался.
По прибытии я узнал, что Уэллс и Редди перебазировались на мобильный командный пункт, развёрнутый на одном из авианосцев Тихоокеанской флотилии Армии Земли; после трудных переговоров я убедил агентов ОКО отправить меня следом. Мне нашли какой-то древний транспортный самолёт, в который я сел и сквозь лютую тряску близкого циклона улетел с Окинавы. Со мной остался только один телохранитель, и мы кое-как разместились в грузовом отсеке, где я пытался дремать, борясь с рвотными позывами и оглохнув от шума.
Через полтора часа мы настигли флот.
Над морем висели низкие тучи, моросил дождь, вдалеке блестели молнии, отражаясь в мокрых палубах огромных кораблей. Раньше я не бывал на современных военных кораблях: видел их на фотографиях и смотрел издали, пару раз даже имел дело с чертежами (ещё в ОКО), но сам никогда не ступал на палубу и не рассматривал с близкого расстояния, да ещё в столь мрачном и суровом пейзаже.
Исполинские серые махины впечатляли: они были похожи на гигантских китов, стальных левиафанов – субмарины как подводные чудовища, грозные и угловатые ракетные крейсеры, длиннющие панцири авианосцев, облепленные самолётами, как мушками-паразитами. Корабли шли медленно и держались на расстоянии друг от друга, и конца флотилии не было видно – монстры исчезали в тумане, лишь красные и зелёные бортовые огни светились в сером мраке.
Мне не сообщили название авианосца, на который мы приземлились; на тот момент это была одна из главных военных тайн Организации, потому что на корабле одновременно находились главнокомандующий и председатель ОКО. Пожелай Джонс испытать удачу – ему стоило целиться именно в эту полукилометровую махину, блестевшую нагромождением башен и ракетных шахт, ангаров и пушек. Этот корабль называли плавучей цитаделью – но он был больше, надёжнее и опаснее любой из средневековых крепостей.
Меня никто не встретил, и я, невыспавшийся, голодный и уставший после двух перелётов, некоторое время слонялся по кораблю, путаясь в переходах и коридорах. Мне нужен был Уэллс, я искренне надеялся, что он меня ждёт. Несколько раз на меня налетали, буквально сбивая с ног, какие-то офицеры, референты и даже грузчики – ситуация не располагала к иронии, но я не удержался и пару раз процитировал бравого солдата Швейка. В этой армейской толкотне анекдоты от Гашека оказались на удивление к месту, и жаль, что мой малообразованный телохранитель посмеялся только из вежливости.
Мы кое-как добрались до командного центра – Уэллса там не оказалось, а где он, как повелось, никто не знал. Я выдал себя за инспектора из штаб-квартиры (Швейк бы мною гордился) и прорвался к Редди – тот отвлёкся от тактической карты, узнал меня, лицо его перекосилось: он ожидал страшных вестей. Я сказал, что мне нужен Уэллс, и адъютант Редди отвёл меня на другой конец корабля, где Уэллс что-то вычислял со своими людьми.
Он выглядел на удивление свежо. Увидев меня, Уэллс объявил десятиминутный перерыв, отвёл в отдельную каюту и внимательно выслушал мою просьбу.
Пока я говорил, он ни разу меня не прервал, но смотрел в сторону, словно прикидывал, до какой степени я свихнулся. Что же, меня можно было заподозрить в сумасшествии.
Я говорил, что мне немедленно нужно попасть в Шанхай. Что я должен попасть туда, встретиться с Энсоном Картом и вытащить его до того, как город превратится в репродукцию ада. У меня оставались сомнения и насчёт самого Джонса – я напомнил Уэллсу, что именно я вёл с ним переговоры об отставке Худзё, поэтому могу попытаться сделать это снова.
Когда я закончил, Уэллс кашлянул и кивнул мне.
– Вот что я тебе скажу, Ленро, – услышал я. – Это чистое безумие. Но
