— Ты боишься Стефку Делиеву? — спросил он и пристально посмотрел на меня.

— Нет!

Ложь. Я боялась даже себя, а Велико в тот момент показался мне каким-то странным.

— Ныне все во сто крат сложнее, чем в сорок шестом году.

— Знаю!

— Теперь многие приспосабливаются, и человеку надо задуматься, сумеет ли он отстоять завоеванные им позиции.

— И это знаю!

— Судьба каждого в его собственных руках.

— Давно это поняла.

Велико замолчал, но время от времени нежно поглаживал мои пальцы. Кто не знал Велико, тот не знал, как переменчивы его глаза. Когда они темнели, это предвещало бурю, а когда увлажнялись, означало, что грусть брала верх над бушующей в его груди страстью, которую он умел мгновенно обуздывать. Именно это состояние легкой печали, раскрывавшее подлинную его сущность, я поистине боготворила.

— О чем ты думаешь? — осмелилась я нарушить молчание.

— О тебе!.. — прошептал Велико.

— Но я же твоя, только твоя. Прошу тебя, погаси свет!

Я повернула выключатель и легла рядом. Он прижал меня к себе. Пряжка его ремня больно надавила мне на грудь, но это была такая сладкая боль... Я едва не потеряла сознание от счастья.

— Ты хотела бы, чтобы у нас был еще один ребенок? — вдруг донеслось до меня.

Неужели он мог сомневаться в этом? Неужели не чувствовал, что для меня было бы величайшим счастьем носить под сердцем его детей...

Я крепче прижалась к Велико, а он продолжал шептать еще что-то. Я и не пыталась разобрать его слова: чуть загадочные и неповторимо своеобразные — они принадлежали только ему и мне.

Потом он расслабился и тут же заснул.

Я чувствовала себя безмерно счастливой. Расстегнула пуговицу на воротнике его рубашки, чтобы ему легче было дышать, и потерлась щекой о его щеку.

В те мгновения мне казалось, что весь мир принадлежит мне, ведь он рядом... Так бывало и раньше, когда мы еще не были мужем и женой. Примчится он на лошади, а потом ляжет на траву, положит голову мне на колени и скажет: «Прошу тебя, не сердись! Только десять минут...» И заснет. Прижимая его голову к груди и предаваясь мечтам, я думала, что могла бы вот так провести всю свою жизнь.

Просыпался он точно на десятой минуте. Сначала долго смотрел на меня, потом рукой ощупывал мое лицо, одежду, словно хотел убедиться, что я действительно рядом и не сержусь на него за эти десять минут, отданные сну.

Если бы моей тете довелось понять силу той духовной связи, которая существовала между нами, она не стала бы возлагать на меня никаких надежд. Я ногтями впилась бы в лицо каждому, кто попытался бы отнять секунду его отдыха, не говоря уже...

Велико проснулся и зажмурился от яркого света лампы. Он выглядел усталым, но на его лице блуждала улыбка.

Прижавшись ко мне, он заглянул в мои глаза.

— Останься до утра, — попросила я, хотя сама уже застегивала пуговицу на его воротнике, невольно подсчитывая, сколько минут в эту ночь нам осталось провести вместе.

— У меня сейчас весьма сложное положение. Драган снова занялся мной, но на сей раз он, кажется, прав... Если бы на его месте оказался я, то...

— Что ты хочешь этим сказать?

— У меня к тебе одна просьба. Доберись до Венеты. Внуши ей, чтобы она сохраняла спокойствие. Нам случалось усмирять людей и более необузданных, чем Драган. В нем взыграло его крестьянское честолюбие. Но и его можно сломить, если ответить ему тем же. Венета — жена Павла и останется ею!

— Непременно проберусь к ней.

— И вот что еще... Мы с тобой оба сильные, когда идем в ногу, но становимся слабыми и беспомощными, когда кто-нибудь из нас не держит шаг. Теперь сама и решай! Нас свела сама жизнь, и в этом заключается чарующая сила наших взаимоотношений. Хочу, чтобы и на этот раз мы выстояли, хотя не обойдется без новых шрамов. Но у нас есть еще и Сильва, а это не так уж мало. Ну а теперь мне пора.

Он перекинул шинель через руку и вышел. Я знала, что он наденет ее на улице. Это тоже одна из его привычек. Я все еще ощущала тепло его рук, ласкающих меня...

На городской башне пробили часы — время перевалило за полночь.

Павел Дамянов. Я не поверил, когда медицинская сестра сообщила мне, что Драган без разрешения врачей забрал Венету из больницы. Сначала я подумал, что на этот необдуманный шаг его толкнули отцовские чувства. Будь я на его месте, я тоже забыл бы о своем самолюбии и обиде и сделал бы все возможное для своего ребенка, лишь бы увидеть его здоровым.

Люди могут болтать все, что им взбредет в голову. Но я хорошо знал Драгана и потому все еще лелеял надежду, что рано или поздно он все поймет и мы протянем друг другу руки.

Забрав одежду Венеты, оставшуюся в больнице, я отправился к ним домой. Вообразил себе, что Венета сначала встретит меня с укором, потом я прочту в ее взгляде мольбу увести ее с собой подальше от всего того, что опостылело ей, как опостылела и больничная палата.

Квартира Драгана находилась на втором этаже старого дома, принадлежавшего какому-то ремесленнику. В небольшом дворе росли деревья, ветви которых согнулись под тяжестью снега; здесь я увидел совершенно растерянную мать Венеты. Заметив меня, она остановилась на дорожке, дожидаясь, когда я подойду.

— Вы забыли в больнице кое-какую одежду Венеты. Венета наверху?

Она не ответила мне и даже не протянула руку, чтобы взять пакет.

— Скоро я найду квартиру, и мы не будем вам в тягость. У меня к вам только одна просьба: позаботиться о ней, пока она не окрепла. Ведь вы же мать...

— Ты погубил нас! — почти беззвучно прошептала она.

— Мама, теперь не время для подобного разговора, — все так же миролюбиво продолжал я. — Жизнь Венеты все еще в опасности. Главное, чтобы она поправилась, а все остальное не стоит выеденного яйца.

Женщина расплакалась, и мне стало ее жаль. Я обнял ее и