— А как ты думаешь, люблю ли я его?

— Тебе в самом деле необходимо отдохнуть, — прервала я разговор.

— Мне хорошо с ним. Не могу даже себе представить, как бы я могла дальше жить без него. Мне хочется глубоко осознать свою любовь к нему... Кажется, это так просто, однако все кружится, несется в таком темпе, что...

— Ты такая чистая! — Я прослезилась от умиления.

— Поможешь мне доказать ему, как много он для меня значит? Хочу, чтобы он это почувствовал, хочу окрылять его, непрестанно и всегда окрылять... Ведь мы, женщины, для этого и созданы.

— Умница ты моя! — приласкала я ее.

Венета стала мне еще более близкой. Я не обманулась в ней. Мне захотелось сказать ей что-нибудь особенно теплое, но тут появилась медицинская сестра и, вызвав меня из палаты, предупредила, что Венету больше нельзя беспокоить. Я вернулась в палату и попрощалась с Венетой, сказав, что скоро вернусь.

На дворе смеркалось.

— Берегите больную. Оградите ее от встреч с отцом, — попросила я сестру, когда мы вышли в коридор.

Она удивленно посмотрела на меня:

— Но он же... Она...

— Не бойтесь! Главное — берегите ее. Она должна жить, жить своим умом, а не по чьим-то рецептам.

Сестра как будто бы поняла меня, но как-то беспомощно покачала головой.

— Уже поздно! — промолвила она и ушла в процедурный кабинет.

Я остановилась, раздумывая, что значат эти слова и не вернуться ли мне к Венете, но тут сестра остановила меня, крикнув из кабинета:

— Подождите, прошу вас, подождите несколько минут!

Испытывая какое-то странное беспокойство, я зашла в процедурную. Сестра суетилась около столика, раскладывала пакетики с лекарствами и время от времени поглядывала в окно.

Подойдя к ней и заглянув через ее плечо в окно, я не поверила своим глазам. По тротуару быстро шел Драган, неся Венету на руках. Она отталкивала его, но он усадил ее в легковую машину и отъехал. От гнева у меня к горлу подступила дурнота. Что делать? Медицинская сестра, побледневшая и взволнованная, растерянно смотрела на меня.

Я бросилась бежать. У меня было такое ощущение, что украли моего ребенка.

Не могу припомнить, куда я бежала, но на улице внезапно столкнулась с матерью Венеты. Остановилась перед ней, не в силах вымолвить ни слова.

— Советую вам не вмешиваться в чужие дела, — процедила ее мать сквозь зубы и поспешила обойти меня, но я схватила ее за рукав:

— Да неужели это ты произвела ее на свет?

— Пусти. Я спешу!

— Я спрашиваю: неужели это ты ее родила?

— Таким тварям, как ты, не желаю отвечать! — зло крикнула она мне и пошла дальше.

— Будь ты проклята! — прошептала я и побрела по улице сама не зная куда. У меня перед глазами плыли круги. Что я скажу Велико, Павлу?.. Разве Велико поверит, что я сделала все, чтобы уберечь Венету? И от кого уберечь?

Я была потрясена. Своей матери я не знала. Все, что помнила об отце, — это некоторые его добрые советы, которые я свято чтила и которые помогали мне сохранить его образ в памяти. Не желала слушать, что говорили о нем другие, верила лишь тому, что прочувствовала сама. А что же останется Венете? Неужели так невероятно сложно понять человека, поверить, что он и сам может устроить свою жизнь?

Я шла по улице, снежинки падали мне на лицо и таяли.

Полковник в отставке, мой бывший свекор, сидел на скамейке в саду военного клуба и явно подкарауливал меня. Он тотчас же встал, кивнул мне в знак приветствия, и я ответила ему. Я не могла не уважать его за упорство, с каким он каждый день на одном и том же месте поджидал меня, чтобы обменяться несколькими словами. И только после этого уходил обедать. Уважала его и за то, что он никогда не надоедал мне, старался меня понять. Ему было достаточно видеть меня здоровой. Это иногда доставляло мне радость, особенно когда я чувствовала себя совсем одинокой и беспомощной.

И на этот раз, увидев меня, он заметно повеселел.

— Вы простудитесь! — сказала я, ответив на его поклон. — Дождливая погода не для вас. Почему вы не отдыхаете?

— Сегодня мне непременно хотелось вас видеть. Надеюсь, вас это не смущает? — Он смотрел на меня испытующе и одновременно с отцовской озабоченностью.

— Я немного устала, — вырвалось у меня невольное признание. Я хотела идти дальше, но он задержал меня.

— Так оно и должно было случиться. Но я верю в него. Он и на сей раз останется честным... Запомните, что сказал вам старик.

— Не понимаю вас! — ответила я, но ощутила душевный трепет. Что же такое могло произойти, если старый Велев говорит со мной с такой убежденностью, искренне веря в правоту своих слов? Неужели жизнь начинает проходить мимо меня и мне суждено узнавать обо всем последней?

— Будьте с ним рядом, всегда рядом, и тогда он снова победит. Ваш муж — сильный духом человек, а это самое важное. — Он помахал мне рукой и ушел первым.

Я не стала его догонять. Мне вдруг показалось, что случилась какая-то беда, имеющая отношение ко мне и к моей семье.

Второй раз в этот день я бежала по улицам, охваченная паникой. Прежде всего я подумала о Сильве, потом о Велико... Не помню, как добралась до дому.

Открыв дверь детской, я увидела, что Сильва сидит на постели. Она едва повернула головку, чтобы посмотреть на меня.

— Я голодная. Ты бросила меня одну, и я не знала, что мне делать. — Она принялась баюкать своего тряпичного мишку. — Ах ты непослушный! Ничего не понимаешь, а мамочка о тебе заботится...

Стоя в дверях, я любовалась безмятежностью маленькой умницы. А ведь и она вырастет, захочет идти своей дорогой, иметь свою жизнь.

Я едва добралась до дивана и даже забыла, что Сильва голодна и в ее комнатке надо затопить печь. Позже, выйдя в коридор, заметила на столике какую-то бумажку. Это оказалась записка:

«Забегал на