и нет. Моя мать! Она носила меня под сердцем, она родила меня.

— Зачем ты приехала? — спросила я, превозмогая приступ боли.

— Тебе очень плохо, — прошептала она. — Ты потеряла слишком много крови. Павел привел врача, а Жасмина вызвала меня...

— Павел, Жасмина...

— Твой отец ничего не знает, — продолжала она.

— Отец!..

— Он из-за тебя болеет.

— А ты жалеешь его? — спросила я.

— Побойся бога, ведь он же твой отец!

— Ты хоть когда-нибудь испытывала к нему чувство ненависти? — спросила я и зло посмотрела на нее. Она побледнела так, словно ей прочли смертный приговор. Из-под черной косынки выбились пряди седых волос, и это очень ее старило.

— Господи!..

— Всю жизнь я мечтала о том, чтобы хоть в какое-то мгновение увидеть тебя сильной.

— Тебя надо перевезти в больницу. Понимаешь ли ты, что значит потерять столько крови?

— Неужели тебе еще не ясно, что больше так не может продолжаться, если ты хочешь, чтобы я считала тебя своей матерью? — прошептала я.

— Это все температура! — Мама прижала ладонь к моему лбу, не зная, что мне ответить. Ей никогда не доводилось слышать подобные слова. Никто до сих пор не пытался заглянуть ей в душу.

— Ты мне нужна больше, чем когда бы то ни было раньше. Ты у меня одна, мама...

— Помолчи!

— Мне больно за тебя. Раз ты своему ребенку не веришь...

— Никому не хочу верить. Ты должна жить, больше мне ничего не надо... Жасмина! — позвала она и встала. Ее худая фигура как будто заполнила всю комнату. Впервые я видела ее такой решительной и властной. — В больницу, прошу тебя!..

Жасмина помогла мне сесть. Лицо ее побледнело и выглядело очень усталым. Я причинила ей столько беспокойства, но она безропотно снесла все.

Да и кто только не причинял ей беспокойство!.. Мы все пользовались ее добротой, беззастенчиво черпая ее, как из неиссякающего источника, а я даже не спросила Жасмину, как она живет.

— Возле дома ждет фаэтон. Мне надо тебя приготовить, — сказала Жасмина и начала меня одевать. Потом приподняла меня и чуть ли не на руках понесла к двери.

Моя мать пошла за нами. Она села напротив нас и туго перевязала шаль под подбородком. К стеклу окна прильнуло и словно сплющилось личико Сильвы. И мне так хотелось иметь такую же девчушку!

— А где Павел?.. — Я с надеждой посмотрела на Жасмину.

— Его нет в городе. Он придет в больницу. Непременно придет.

Раз Жасмина сказала, значит, так оно и будет. Ей я верила.

Фаэтон медленно тронулся с места. Колеса скользили по обледеневшей мостовой, но лошади попались сильные и ступали твердо.

Я выздоровею... И смогу родить, обязательно рожу дочь, такую же, как Сильва.

Меня начало клонить ко сну. Жасмина обняла меня...

Командир дивизии оказался настоящим человеком. Придрался к недостаткам в боевой готовности и объявил мне выговор, состоявший, по сути, из одной фразы. Обещал отдать меня под суд за то, что я взломал замок склада, но ведь завтра он сам увидит, как обмундированы солдаты.

Я думал о завтрашнем дне. Хотелось попросить о небольшой отсрочке, но командир дивизии приказал, чтобы через пять суток третий батальон занял участок границы, усилив ее охрану. Он разрешил доукомплектовать третий батальон за счет других батальонов.

— Товарищ полковник... — Я хотел задать ему вопрос, но командир, махнув рукой, прервал меня:

— Возражений не принимаю. Если возникнут дополнительные нужды, приходите лично ко мне. Задача серьезная и весьма ответственная, товарищ майор. Пешев, у вас есть что-нибудь? — обратился он к сидевшему на диване Ярославу.

— Товарищ полковник, как мы и договорились, я сам отправлюсь на место, — ответил Ярослав.

Я собрался уходить, но командир дивизии и майор из академии генерального штаба опередили меня и покинули комнату первыми. Ярослав в это время рылся у себя в письменном столе, и я счел неудобным оставить его одного.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — спросил я, хотя знал его привычку: когда ему предстояло решать что-нибудь важное, он начинал заниматься незначительными вещами, тем самым отвлекая свое внимание, пока его мысль не успокаивалась, не становилась предельно отчетливой и ясной.

— Ничего особенного. Вчера я был у Драгана.

— Уж не появилась ли новая группа диверсантов? — старался я поддержать настроение, создавшееся после разговора с командиром дивизии.

Ярослав встал и долго не сводил с меня глаз. Вот точно так он рассматривал нас в партизанском отряде перед уходом на операцию. И всегда обнаруживал тех, кто трусит. Он отводил их в сторону без всяких объяснений, а потом сам вел остальных на операцию. Вернувшись, сразу же засыпал непробудным сном. Нелегко ему было при такой двойной нагрузке.

Меня смутил его взгляд. Неужели он думает, что я боюсь?.. Нам предстояло решать столько проблем, а он завел разговор о Драгане. До каких же пор связи прошлых лет будут нам создавать препятствия, заставляя нас постоянно оглядываться и ломать себе голову над тем, как бы не обидеть друг друга? В общем походе — у каждого свой путь. Нельзя же, в самом деле, по любому пустяку задавать себе бесчисленные вопросы: «А сейчас что?.. А каков будет конечный результат?»

Как раз в этот момент Ярослав прервал мои размышления:

— Нам еще рано расставаться.

Мне даже не передать, как он произнес эти слова.

— Пытаешься прочесть мои мысли?

— А почему бы и нет? Мы с тобой из одного материала, душой болеем за одно общее дело. Так что же удивительного в том, что мы пытаемся проникнуть в мысли друг друга?.. Драган, как это неоднократно бывало и до сих пор, остался в одиночестве. Делает вид, что шагает вместе со всеми, но все же одинок. Он не виноват в этом, виноваты годы, в которые он жил, его восприятие мира и жизни.

— Это мне уже ясно.

— И, несмотря на это, ты сторонишься его. Ведь он никогда и ни у кого помощи не попросит. Если мы сами ему не