Шрифт:
Закладка:
Большую часть времени в ее благоухающем саду ее уединение нарушают только Доре и Туссен Лувертюр – ангорские кошки ее соседа Мориса Барреса[431], которые любят прогуливаться со свойственной им высокомерной грацией в ее цветниках, или приглушенные мелодии Габриэля Форе или Клода Дебюсси, когда денди и прототип барона де Шарлю, Робер де Монтескью[432] дает концерты в прилегающем павильоне. Однако, когда эти два прославленных соседа принимают у себя лучших людей города, случается, что спокойствие этого места нарушается треском выхлопов Panhard или Dion-Bouton[433]. Марсель Пруст, Рейнальдо Хан, Сара Бернар, маркиз де Клермон-Тоннер, принц и принцесса Радолин, а также Ида Рубинштейн, Жан Кокто или Франсуа Мориак – все они пройдут мимо ограды этой королевы печального и нежного очарования. Любопытство, которое она им внушает, неизменно почтительно, тень былого величия окутывает ее повседневность.
Именно по утрам ее легче всего заметить. Завсегдатаи Булонского леса иногда встречают эту благородную и респектабельную даму, увенчанную копной седых волос, с тонкой фигурой и старомодными манерами, гуляющей с борзыми.
Когда героиня Гаэты проходит мимо, столь величественная в своем несчастье, что кажется, будто она все еще сидит на своем троне, вокруг раздается восхищенный шепот. Эта женщина, обремененная горем и неудачами, похоже, нашла утешение в уважении и всеобщем преклонении перед одним из самых достойных несчастий, которые когда-либо были известны.
Она потеряла Эммануэля, любовь всей своей жизни, родителей, мужа, троих детей и четырех братьев и сестер. Сисси, по сути, была убита через шестнадцать месяцев после пожара в Базар-де-ла-Шарите! Она видела, как смута унесла ее королевство и вместе с ним ее состояние, а также несравненное общество старого времени. Все полагают, что она скромно и печально замкнулась в себе. Плохо же они ее знают.
Мария София – женщина-воин, которая никогда не сдается, сильная от природы, подобно «Жану Барту», льву из Ботанического сада – еще одному королю в изгнании! – которого она часто навещает[434]. Спустя сорок лет после падения Гаэты она все еще горит желанием заняться неаполитанским делом, и эту страсть не охладили ни раны, ни возраст. В 1882 году она похоронила Гарибальди, определенно раздраженная дифирамбами Виктора Гюго, который оплакивал «красного дьявола», провозгласив: «Скорбит не Италия и не Франция, а человечество!»
Десять лет спустя ее враг Чальдини скончался в одиночестве в Ливорно. Говорят, что его племянник без его ведома пригласил священника, но тот не выказал ни капли раскаяния, готовясь предстать перед богом; ни одного сожаления о своих преступлениях в Меццоджорно!
После смерти Виктора Эммануила в 1878 году его сын Гумберт I стал верховным правителем Обеих Сицилий[435]. Но в глазах изгнанной королевы гордая Италия, рожденная в результате скандального переворота, скрывает под своей мантией рану, которая постепенно разъедает тело нации: страдания юга! После объединения страны все деньги из бюджета уходят на север. Там строятся дороги, каналы, железные дороги, школы, крупные сооружения. Север богат, роскошен. Меццоджорно погряз в бедности и невежестве. Прежде Франциск II, возможно, не спешил предлагать своим подданным конституцию, но он гарантировал малым мира сего отцовскую защиту.
Долгое время Мария София злилась на людей, которые так хорошо умели возносить свои жалобы богу, но были неблагодарны к тем, кто готов был о них позаботиться. Эта обида с годами исчезла. Теперь она полна сочувствия к своим бывшим подданным, к этой проклятой земле, лишенной плодов и урожаев будущего, этой бесплодной, как и она сама, земле. И ей невыносимо представлять свой народ без работы и без хлеба, видеть те тысячи ожесточенных горемык, которые, чтобы не умереть от голода, едут в Америку или куда-то еще, чтобы пополнить ряды современных рабов.
Эксплуататоры итальянской нищеты? Мария София ввязалась в схватку, причем самого худшего сорта. Именно она даст ход делу гнусного Воззы. В Сен-Дени, у ворот Парижа этот генуэзский старьевщик и его семья[436], не знающие жалости к людям, занимаются своим преступным промыслом. Они привезли с полуострова вагон мальчиков, взятых внаем на два года у доверчивымх и безденежных родителей[437]. Эти Тенардье[438] изготовили фальшивые записи актов гражданского состояния на имя Леграса, мастера-стеклодува и директора завода по обработке хрусталя в Сен-Дени, чтобы допустить в мастерские этих детей, большинство из которых не достигли тринадцатилетнего возраста, как того требовало трудовое законодательство[439].
На этой фабрике, где работало более восьмисот человек, им приходилось ежедневно гнуть спину по десять часов как подмастерьям[440]. Прибыльная живая сила, которой Возза помыкает без пощады, по своему усмотрению. Он получает тысячу франков оплаты в месяц для своих постояльцев. Что достается им из этой суммы? Ничего! Он селит их на пустыре, в грязном бараке без света и воздуха, в каморках чуть больше, чем спальня, среди зловония нечистот. В этом грязном помещении их постелями служат три железные кровати, точнее, три подстилки, покрытые навозом. Чтобы накормить их, Возза отправляет их подбирать отходы на парижском рынке Авеню де Пари. Эти голодные, исхудавшие, истощенные мученики пожирают капустные кочерыжки, стручки фасоли, все, что поток уносит в канализацию. Их мучители не боятся обречь их на болезни и смерть от голода, страданий и жестокого обращения и смотрят с полным спокойствием и цинизмом, как они угасают. Трое из них умрут[441].
