Шрифт:
Закладка:
По совести сказать, он произвел столь мутное впечатление, что, слушая его, я невольно думал о людях с фамилией на Г. Привозил он также свою переделку «Фомы» и просил у меня письменного разрешения поставить ее. Столь удивительная твердость его характера повергла меня в состояние нравственной каталепсии, и я даже поправил ему одну фразу в его сочинении. Письменного разрешения, однако, не дал, чему — удивляюсь, ей-богу!
Я очень жду Вас. Булгаков, в Киеве, говорил жене, что будто Вы покупаете «Науч[ное] обозр[ение]». Жена — удивилась. Булгаков сообщил, что он будет редактором сего журнала. Жена еще удивилась, и — по простоте души — спросила: «А Поссе?» Булгак[ов] заявил: «Я и Поссе — несовместимы в одном журнале». Это очень скромно и хорошо сказано. И это — верно сказано. Умница он, Булгаков! Сразу видит, что Владимир не может пойти рядом с автором умилительной, трогательной и блестящей маслом лекции «о Иване Карамазове как философском типе».
Л[ев] Н[иколаевич] — поправился. «Жиловат — не изорвется!» Великолепная это фигура! Нам нужно будет жить лет сто, — а может, и больше — доследующего Льва.
Относительно Андреева — я согласен: том первый, цена 1 р. Так! Чириков пишет прекрасные письма и все благодарит меня за то, что отговорил его от 4-го тома. Как с Буниным? Впрочем, на вопросы Вы будете отвечать лично, а потому я вопросов не ставлю.
Крепко жму руку.
Жена кланяется, зовет Вас сюда. Все остальные — тоже ждут с уверенностью.
180
К. П. ПЯТНИЦКОМУ
22 или 23 декабря 1901 [4 или 5 января 1902], Олеиз.
Господин хороший и дорогой друг души моей растрепанной!
Я — в унынии. Но — об этом после, сначала о деле.
1. В повести Скитальца «Сквозь строй» отец, умирая, говорит: «Лети, душа!» Сие — невозможно. Ибо, во-первых, в стихотворении того же Скитальца «Колокольчики» есть восклицание: «Эх, лети, душа…», а во-вторых, в повести Горького «Трое» герой Илья, разбивая башку о стену, кричит: «Лети, душа!» Сей массовый полет душ может вызвать у критиков и читателей основательное убеждение в том, что Горький подражает Скитальцу и наоборот. А так как сие восклицание принадлежит мне, Пешкову, и Скиталец спер его у меня, то дважды употреблять его — в стихах и прозе — Скитальцу не надлежит. А потому пусть умирающий старик скажет: «Вот и всё!», или «Ну, кончено!», или «Дошел!», или… и т. д.
2. Пришлите мне обязательно корректуры стихов Скитальца.
3. Приезжайте, чорт Вас задави!
4. С ужасом и отвращением, но, кажется, я должен буду прочитать всего Горького от строки до строки, все 100 000 000 000 000 листов, написанные им, будь он проклят!
5. Убедительно прошу Вас вложить 15 000 руб. прибыли от третьего издания в мой пай, дабы у меня пай был 20, а то все денежки я промотаю.
6. Стою за издание 40 000 по 1 р. Но если количество издания удешевляет стоимость книги, то я предложил бы издать 50 000 по 1 р. на более дорогой — т. е. крепкой — бумаге.
7. Непременно приезжайте.
8. Потемкин будет у Вас после того, когда кончит переговоры с иллюстратором.
9. Максим захворал.
10. Л. Толстой написал две великолепные штучки и пишет третью, скоро кончит. И по этому поводу Вы должны быть здесь.
11. Чехов нездоров. Кровохарканье, обильное. Вот он, этот Ваш гнилой юг!
12. Я — успешно бездельничаю. За два месяца не написал ни строчки. И за 20 не напишу здесь.
13. Везут с пристани по набережной в Ялте воз сукна в кипах. Усталая лошадь остановилась, к возу подошел старик-нищий, пощупал сукно пальцами, постоял, посмотрел на сукно глазами знатока… И, отойдя в сторону, сказал какому-то равнодушному оборванцу:
— Сукнецо-то дрянное.
— Тебе что? — спросил оборванец.
— Гнилое сукнецо! — повторил старик.
— Не ты носить будешь!
— Это верно… дак я хошь обругаю!
Славный старичина, ей-богу! Но мне почему-то показалось, что он — не нищий, а просто — переодетый критик. Критик — он совсем, как этот нищий: чувствует, что не про него писано, «дак хоть» ругается.
14. Уф! Я — в унынии. Чувствую, что Головинский, съест меня. Сожрет! Эвося, какую он реляцию сочинил!
К Вам зайдет Берлин, будьте добры, покажите ему письмо Головинского, в котором он меня считает «нравственно обязанным» и угрожает, что, если я не пойду к нему, то тем самым выброшу товарищей на улицу. И передайте Берлину прилагаемое письмо.
Пока — до свидания!
Крепко жму руку.
Вы приедете или нет?
Ей-богу, это очень важно!
181
ШОЛОМУ-АЛЕЙХЕМУ (РАБИНОВИЧУ С. Н.)
Вторая половина декабря 1901 [январь 1902], Олеиз.
Милостивый государь
Соломон Наумович!
В целях ознакомления русской публики с еврейской жаргонной литературой мною, вместе с компанией лиц, издавших, наверное, известный Вам сборник «Помощь», предпринято издание сборника рассказов еврейских авторов. Доход с издания, — если таковой окажется, — будет употреблен в пользу евреев западных губерний.
Прошу Вас об участии в сборнике. Форму участия Вашего, как и вознаграждение за труд, будьте любезны определить сами.
Просил бы ответить на это письмо по адресу: Москва, Петровские линии, 2, О. Б. Гольдовскому.
Свидетельствую мое почтение.
182
К. П. ПЯТНИЦКОМУ
23 или 30 декабря 1901 [5 или 12 января 1902], Олеиз.
Получил Вашу телеграмму. Как жаль, что Вы не можете приехать на праздники!
Посылаю сказку Скитальца, нахожу, что ее нужно затискать в книжку.
Послал в «Курьер» его новый — очень ценный — очерк «Рыцарь» и хорошее стихотворение. Андреев перешлет это Вам, если Фейгин, по трусости, откажется печатать.
Если Петров будет просить денег — не давайте много. Просит 100 — дайте 25–50. Он получил с «М[ира] б[ожьего]» недавно.
Написал Андрееву о втором издании в том смысле, как Вы писали мне: добавить 5–6 листов, цена 1 р., поставить — том первый. Из рассказов, Вам известных, в книжку ничего не пойдет, — Леонид слишком талантлив, Для того, чтобы мы его баловали. Войдут новые рассказы: «Набат», «Бунт на корабле», «Мысль», «Бездна», «Старый студент». Все это я скоро получу, просмотрю и пришлю Вам.
«Газетный лист» Скитальца поставьте после «За тюремной стеной», «Рыцаря» — перед «Некрасива песнь моя».
Что скажете Вы о моем распределении рассказов и стихов Скитальца? Согласны?
Сегодня у меня был Толстой; он снова ходит пешком, пришел из Гаспры версты за две.
