не формировал, а лишь следовал повестке, которую руками Министерства внешней торговли и промышленности определяло японское правительство. Поэтому, когда младший брат Идемитцу, Кейсуке, сказал Микояну, что он бы с радостью покупал у СССР до 10 миллионов тонн нефти в год, если бы только она поступала по трубопроводу, он был искренен, нетерпелив, но совершенно бессилен[524]. Японское правительство не давало никаких гарантий, что разрешит продажу труб или закупку достаточных объемов нефти, оправдывающих строительство объекта. Единственной надеждой Микояна были подобные Идемицу бизнесмены, способные лоббировать интересы Советского Союза, но в конечном счете все участники процесса знали, что решение по этому чувствительному геополитическому вопросу должны принимать США. Микоян сказал Идемицу, что дешевая советская нефть, вероятно, сможет поменять мнение японского правительства, но американские нефтяные монополии останутся непреклонны[525].

Речи, произнесенные Микояном, еще долгие годы отражались эхом в коридорах экономической бюрократии Советского Союза. На встрече в сентябре 1965 года председатель Госплана П. Ф. Ломако открыто заявил председателю Японо-Советского комитета по экономическому сотрудничеству К. Уэмуре:

Мы готовы разрабатывать нефть, то есть продавать ее вам, но нам бы хотелось получить от вас долгосрочный банковский кредит, который мы вернули бы нефтью. В этом направлении мы можем вести конкретные переговоры. Нефть находится еще ближе к вам. На сегодняшний день известно о больших запасах нефти в Тюменской области. Нам нужны трубы; мы могли бы взять их у вас в кредит. В этом направлении мы можем вести конкретные переговоры[526].

Предположение Уэмуры о возможности доставки нефти в Японию через черноморские порты оставило председателя Госплана равнодушным. Он тут же подчеркнул, что и в таком случае потребуются новые капиталовложения и кредиты со стороны Японии[527].

Год спустя преемник Ломако на посту председателя Госплана Байбаков сыграл туже мелодию для другой японской делегации, которая прибыла в Москву в поисках наиболее открытых к сотрудничеству с японским бизнесом областей советской экономики. «С советский стороны “двери также открыты”» для проектов разработки нефтяных месторождений Тюмени, газа на Сахалине, Удоканского медного месторождения, добычи сибирского леса и экспорта коксующегося угля[528]. Байбаков утверждал:

Мы были бы готовы пойти на экономическое и техническое сотрудничество с Японией в тех направлениях и на тех объектах, где сотрудничество будет взаимовыгодным… Различие социально-экономических систем не является препятствием, и советская сторона была бы готова использовать те возможности, которые могут представиться[529].

Эти возможности, как оказалось, не включали в себя трубопровод до Тихого океана. Другое дело – освоение сибирских запасов древесины. В этом предприятии имелся географический фактор, который определял первостепенное значение японских интересов и давал им сравнительные преимущества перед богатыми капиталом конкурентами из стран Западной Европы. Тем не менее в борьбе за советскую нефть японцы оказались слишком консервативными. В 1965 году Патоличев пытался убедить Т. Мики, главу Министерства международной торговли и промышленности, ставшего через 10 лет премьер-министром Японии, объясняя ему принципы советской системы принятия решений в условиях конкуренции на мировом рынке:

Когда наши внешнеторговые организации выходят на рынок, они, естественно, смотрят, где выгоднее условия – цены, качество, условия расчета, и никто не сможет заставить объединение покупать товар там, где это ему не выгодно. Японское правительство также не может заставить фирму покупать там, где цены выше или условия платежа и качество товара хуже. До сего времени нам удавалось договариваться с японскими фирмами о лучших условиях, чем с фирмами других стран, а отсюда рост товарооборота. Однако когда Англия, Франция и Италия предоставили нам долгосрочные кредиты, японские фирмы оказались в невыгодном положении – менее конкурентоспособными. Просим это учесть[530].

Патоличев продолжил:

Советский Союз покупает сейчас пять целлюлозно-бумажных заводов. Несколько заводов можно было бы купить и в Японии. Французы предлагают нам два завода в счет банковского кредита, и по этим заводам имеется уже твердая договоренность. Если они могут поставить два завода, то, видимо, могут поставить и все пять. Нам хотелось бы часть заказов разместить в Японии, но не на худших условиях. Где выгоднее условия, там мы и размещаем заказы. Так, например, Италия хотела получить заказы на танкеры, но японские фирмы дали нам более выгодные условия, и большая часть заказов была размещена в Японии. В Италии заказали 6 танкеров по 48 000 тонн, а в Японии с 1960 г. мы заказали судов почти на 1 млн тонн, и Советский Союз является сейчас самым крупным заказчиком японских судов[531].

Однако со стороны Министерства международной торговли и промышленности Японии не произошло никаких подвижек. Микоян был прав: Япония не изменит политику без согласия Соединенных Штатов. Конечно, он немного упрощал. Нефтяные гиганты, монополизировавшие нефтяные рынки Японии, хотя и не были абсолютно пассивными, не являлись главным препятствием. Основной проблемой была геополитика, влиявшая на США так же сильно, как и на Китай, с которым Япония в последнее время развивала торговые отношения[532]. Нефтепровод существенно увеличил бы советские промышленные мощности в Тихоокеанском регионе, значительно повысив военный потенциал Советского Союза на Дальнем Востоке. Это также потребовало бы серьезной корректировки торговой и кредитной политики по отношению к СССР – мер, которые японское правительство не желало предпринимать. Сумма инвестиций превышала ту, что Япония могла позволить на зарубежные проекты, что подчеркивалось в переговорах с советской стороной еще в 1970-х годах [Sung-Beh 1975: 22–25]. Таким образом, правительство ждало одного из двух исходов: либо деловые круги сумеют получить согласие представителей СССР на условиях хуже, чем предлагала Западная Европа, либо американцы вовлекутся в процесс инвестирования, что принесет как дополнительные средства, так и безусловное политическое одобрение. Переговоры длились много лет, но трубопровод так и не был построен.

Тем не менее японская сторона финансировала некоторые значимые проекты, в основном связанные с лесом и углем, а также была вовлечена в дорогостоящие разведочные работы по поиску газа в Якутске и на Сахалине. Этого было достаточно, чтобы Япония стала важнейшим торговым партнером Советского Союза среди развитых капиталистических стран в 1970 и 1971 годах. Однако отношения, запечатленные в дереве и угле, вскоре ушли на второй план, когда в 1970-х годах в Европу начали поступать вязкие и газообразные энергоносители[533]. К середине 1970-х наблюдалась стагнация советско-японских отношений, поскольку Советский Союз все сильнее увязал в торговых и финансовых объятиях Западной Европы.

Заключение

Принимая во внимание полную приверженность стандартному, прибыльному торговому обмену, регулярно демонстрируемую советскими представителями на переговорах с капиталистическими бизнесменами, трудно придерживаться точки