Спустя четыре месяца делегация японских деловых кругов смогла напрямую обратиться к Хрущеву со своим предложением, которое соответствовало всему, что уже слышали в Кремле[511]. Японцы хотели получить древесину, нефть, коксующийся уголь и железную руду, и они были готовы построить необходимые заводы и электростанции на территории СССР, чтобы извлекать эти ресурсы. Японцы даже предложили отправить на лесопилки своих рабочих, с тем чтобы обеспечить соответствие переработки древесины собственным стандартам[512]. Взамен японцы предлагали корабли, которые с энтузиазмом покупали в СССР. Даже два года спустя глава Министерства морского флота успешно лоббировал приобретение японских судов в Совете министров, поскольку время имело на них меньшее, чем на советские корабли, воздействие, и по сравнению с отечественными судами они позволяли сократить необходимый для управления ими экипаж на 25–30 %[513]. Советская реакция была деловой и прагматичной. В ответ на предложение японской делегации советские экономические ведомства хотели получить детальную опись того, сколько именно сырья намеревались купить японцы, чтобы учесть этот экспорт в своих планах[514]. Также советская сторона продолжала настаивать на том, что нефтепровод от Иркутска до портового города Находка будет построен только в случае, если Япония возьмет на себя обязательства по закупке нефти в количестве достаточном, чтобы оправдать такого рода инвестиции, с учетом того, что ввод в эксплуатацию этого объекта займет от пяти до шести лет[515].

Время от времени японцы сталкивались с системными и идеологическими ограничениями советской международной торговли. Прибывшая в июле 1963 года делегация предложила поставлять в сибирские города японские товары народного потребления, поскольку перевозка товаров на русский Дальний Восток из Японии выглядела более целесообразной, чем из Москвы или Европейской России в целом. Более того, они выступали за то, чтобы Сибирский регион Советского Союза сосредоточился на экспорте своего необработанного сырья в Японию. Например, японские компании могли бы обрабатывать древесину и продавать обработанную продукцию обратно в СССР[516]. Эти возмутительные предложения были вежливо отвергнуты. Товары народного потребления все еще оставались товарами, которые советское руководство не было готово приобретать на внешних рынках, за исключением случаев абсолютной необходимости. Представители Госплана утверждали, что потребности в изменении структуры советско-японской торговли нет. Они справедливо напомнили японским делегатам о том, что в действительности торговые отношения сдерживаются осторожностью японской стороны и в любом случае предпочтительными остаются конкретные предложения.

Проблема, как и в случае с Западной Европой, заключалась в энергоносителях. Торговля иными товарами могла расширяться и расширялась быстрыми темпами на протяжении 1960-х годов и последующих лет. Но советская нефть была призом, о чем знали все. Без нефти рост торговли был бы постепенным, в то время как с ней – экспоненциальным. Первый обмен мнениями по поводу транссибирского нефтепровода состоялся в 1959 году. Всего за три года до этого в Тюменской области Западной Сибири были обнаружены самые богатые нефтяные месторождения из когда-либо открытых в СССР. Все это время советское руководство ждало, пока Япония предложит необходимые капиталы и технологии для строительства трубопровода. Пуск нефти в транспортную систему был запланирован на вторую половину 1960-х годов, и она нуждалась потребителях. Именно в этот момент СССР усилил свое давление на японцев с целью обеспечения необходимого финансирования и планирования, требующихся для того, чтобы западносибирская нефть смогла стать топливом для японского «экономического чуда».

Однако японское правительство не последовало примеру Западной Европы – не сняло ограничений на капиталовложения и не применило более мягкого подхода к ведению бизнеса с Советским Союзом. На протяжении 1960-х годов Япония все еще была обеспокоена дефицитом торгового и платежного баланса, который мог подорвать связку йена – доллар, и контроль за движением капиталов оставался одним из самых жестких среди стран первого мира [McKinnon, Ohno 1997: 1-45]. Этот контроль стал еще сильнее во время японской рецессии 1965 года, оказавшей давление на валютные резервы страны. Апелляция советской стороны к европейскому финансированию торговли как более конкурентноспособному не имела такого успеха, как в случае с Западной Германией[517]. Кроме того, при отсутствии таких региональных катализаторов, как открытое неповиновение со стороны ENI американской воле в Европе, правительство Японии оставалось более осторожным, чем предпринимательское сообщество.

Вторая поездка Микояна, состоявшаяся в мае 1964 года, не смогла изменить мнение японцев по поводу предоставления капиталов и труб, необходимых для доставки сибирской нефти к тихоокеанскому побережью и японским рынкам. Эта поездка имела цель сообщить: дайте Советскому Союзу кредит на выгодных условиях, и мы отправимся за покупками в Японию. Микоян говорил главам химической индустрии, что советские специалисты уделяют слишком много внимания химической науке и слишком мало – промышленности. Он продолжил: «В настоящее время мы решили не игнорировать, а, наоборот, использовать тот путь, по которому прошла и японская химия – путь покупки лицензии за границей, использования иностранного опыта»[518].

Он обращался к дзайбацу, большим конгломератам, что управляли корпоративным миром Японии. Первым в списке был Mitsui. Микоян обсуждал с руководством этой компании разрушенную стену недоверия и достигнутое взаимопонимание. Он подчеркнул, что, когда советская сторона подписывает соглашения, невозможно, чтобы она не платила по ним[519]. Затем Микоян обратился к руководству Mitsubishi. Он утверждал, что новый план на 1970 год будет страдать от недостатка твердой валюты, и, хотя советская сторона экспортирует промышленное оборудование в такие места, как Индия, она делает это через расчеты в местной валюте или бартерные сделки на местные товары. Поэтому СССР понадобится рассрочка для крупных промышленных заказов из Японии[520].

Он рассказывал различным группам бизнесменов: «Мы могли бы разместить крупные заказы на тяжелое оборудование, заводы в комплекте, если бы в Японии были подходящие условия платежей по заказам – скажем, с рассрочкой на 10 лет»[521]. Он даже обратился к премьер-министру Японии X. Икеде, который тактично ответил, что такие детали лучше оставить специалистам[522]. Последний из «старых большевиков» устраивал цирковое представление.

Микоян не был оптимистично настроен по поводу сделки века. Он сообщил К. Идемицу, вице-президенту нефтяной компании Idemitsu Kosan, что С. Идемицу, основатель компании, был менее ярким воплощением Э. Маттеи, бросающим вызов нефтяным монополиям и западным правительствам и договаривающимся с международными изгоями, – стратегия, приносящая свои дивиденды. Сначала Идемицу сумел получить нефть в Иране во время правления М. Мосаддыка в 1953 году, незадолго до переворота, устроенного американцами[523]. Затем, в конце 1950-х годов, следуя по стопам Маттеи, Идемицу обратился к Советскому Союзу, став главным покупателем нефти в стране. Однако, в отличие от первого, второй