Все, что меня ждет, уже неизбежно,

Я этого жажду сильней и сильней

Уже я не та, что была прежде.

Я читаю эти строки, и у меня ноет затылок. Зачем, ну зачем я это написала? Как можно быть такой глупой? Порой кажется, что мои стихи сами собирают мои мысли и выдыхают их на страницу, а я этого даже не осознаю. Эти строки освещают все мои чувства к Дэну. И Клайв их увидел.

В груди растет комок страха. Что я наделала, что я наделала?

Позади меня на лестничной площадке раздаются шаги. Я оборачиваюсь. Там мой муж. Он останавливается и тяжело стоит у двери, по его лицу стекают струйки воды. Передо мной массивная, обнаженная гора, злой мужчина. Его глаза буравят меня насквозь.

– Место потеплее? – оскалив зубы, рычит он.

– Это… в… всего лишь стихотворение! – заикаюсь я.

– Ты этого жаждешь все сильней и сильней, не так ли?

– Клайв, это не… – Я замолкаю и опускаю голову.

Он делает шаг в мою сторону и резко останавливается. Я на него не смотрю, но чувствую, что каждая клеточка его тела пропитана болью. Он выхватывает у меня блокнот. Вырывает страницы. Я вздрагиваю. Я неотрывно смотрю на свои творения и вижу, как они падают на пол, одно за другим. Бумага визжит от боли, когда рвется. Этот звук проникает сквозь мои зубы, доходит до затылка, до самой сердцевины. Что-то внутри меня тоже рвется.

Когда Клайв доходит до последнего стихотворения, я делаю отчаянную попытку выхватить у него блокнот. Секунду мы словно перетягиваем канат, а потом он вдруг его отпускает. Я сжимаю в руках тетрадь, в ней одна-единственная, жалкая, скомканная страница. Все, что осталось от моих размышлений.

37

Дэн

Я долго глажу Финеса, а потом наконец сталкиваю его с колена. Пора спать. Завтра я встану пораньше, позвоню моему сыну Эду и пожелаю ему счастливого Рождества. Я не увижу Эда на Рождество, и это печально. Праздничный день он проведет с бабушкой и дедушкой, двоюродным дедушкой и двоюродной бабушкой, а также с Косулей и ее гитаристом. Это будет первый раз, когда он встретится с мужчиной-гитаристом.

По-видимому, Косуля передумала и сообщила мужчине-гитаристу о существовании Эда. Скрывать это стало слишком трудно. Она хотела познакомить мужчину-гитариста с родителями, а ее родители не одобряют сокрытия таких фактов от возможных будущих мужей. Кроме того, нельзя было рассчитывать на то, что Эд станет послушно произносить заученную ложь в нужное время, притворяясь двоюродным братиком Косули и тому подобное.

К большому облегчению Косули, мужчина-гитарист, похоже, не слишком беспокоится о «волнении струн». В самом деле, он все еще может на ней жениться. Однако очень важно, чтобы я выделял на содержание Эда как можно больше денег.

Я сказал Косуле, что не хочу, чтобы Эд праздновал Рождество с бабушкой и дедушкой, двоюродным дедушкой, двоюродной бабушкой, а также Косулей и мужчиной-гитаристом. Я хотел, чтобы он праздновал его со мной. Я уже пропустил пять рождественских праздников в жизни Эда, так что это было справедливо. Но она ответила, что уже слишком поздно и все уже решено и устроено. Зато я могу пригласить к себе Эда на следующее Рождество.

38

Элли

Остаток ночи я лежу без сна, обнимая свое последнее стихотворение. Когда я прижимаю его к себе, написанные мною слова просачиваются все глубже внутрь меня.

Но место теплее я нашла,

В нем музыка, пространство и душа.

По-моему, эти три элемента являются жизненно важными. По крайней мере для меня.

* * *

Наступает рождественское утро. Клайв громко зевает, потягивается и выползает из постели. Поздравит ли он меня с Рождеством? Пожелает ли мне счастья? Я твержу себе, что от этих минут зависит все. Я лежу молча. Смотрю на него и жду.

Он почесывает пах и делает глоток воды из стакана на прикроватной тумбочке. Он идет в ванную. Я слышу, как он принимает душ, затем возвращается и начинает открывать и закрывать ящики. Он надевает джинсы и свитер. Я все еще жду.

Он снова исчезает. Я слышу, как он спускается вниз по лестнице, слышу чайник и радио, а через полчаса слышу, как он выходит.

Я усилием воли вытаскиваю себя из постели. Спотыкаясь, иду в ванную и умываю лицо. Слышу, как громко колотится в груди сердце, и сбегаю вниз. Я быстро влезаю в одежду и бросаю в сумку пару вещей. Спохватившись, спешу обратно в ванную и добавляю мыло, зубную щетку и обезболивающее.

Воздух снаружи щиплет болящие глаза. Я смахиваю слезы и швыряю сумку в машину. Лобовое стекло затянуто льдом. Я возвращаюсь в дом, беру свою сумку через плечо, нащупываю на дне бумажник, достаю кредитную карту; отскребаю лед. Наконец во льду образуется отверстие, достаточно широкое, чтобы видеть дорогу. К счастью, двигатель заводится без проблем. Я разгоняюсь, выезжаю из деревни и направляюсь вперед по извилистым дорогам Эксмура.

Мой разум в шоке. У меня такое чувство, будто что-то внутри все время рвется, рвется, рвется. И вот это нечто окончательно распалось, и я уезжаю. Реален ли этот момент? Неужели я ухожу от мужа? Расстаюсь с Клайвом? Я с ума сошла?

Я смотрю на свои руки, лежащие на руле. Кажется, что это мои руки, которые целенаправленно уводят автомобиль все дальше и дальше от дома. Наверное, это так. Холмы и поля безмолвны и пусты. С деревьев капает влага. Мир проносится мимо белым пятном.

Я пытаюсь уложить свои мысли в некую практическую схему. Кажется, я создаю зияющую дыру в своем будущем и не представляю, как ее заполнить. Хотя… если честно, у меня есть идея. Как есть идея в голове Клайва, так и в моей голове – в той ее мягкой, мечтательной части, в той части, которая сочиняет стихи – есть версия той же идеи. Но я никак не могу воплотить ее в жизнь. Я ругаю себя за то, что вообще допускаю такую вероятность. В голове Дэна никак не может быть ничего подобного. Он слишком занят мыслями о сыне и Роде.

Эта несчастная фотография опять не дает мне покоя. Лучше бы я никогда ее не видела.

Нет, мне придется найти какое-то альтернативное решение. Я убегаю от мыслей, и впереди меня ждет лишь тусклый туман.

Если мне когда-либо и нужен был друг, то именно сейчас.

Когда