Он говорит о стольких вещах, что мне порой трудно за ним угнаться, но свою маму он упоминает редко. В Стогамбере я спросил Эда, часто ли он ее видит.

– Нет, не часто, – ответил он.

Я спросил, знает ли он, почему так происходит.

Эд нарисовал ногой на земле узор.

– Я спросил, но она просто сказала: «На то есть свои причины». Поэтому я спросил: «Какие причины?»

– Она назвала причины? – поинтересовался я, и Эд рассказал мне, что в конце концов она озвучила следующие доводы:

Причина первая: это для его же блага.

Причина вторая: она не прирожденная мать. Так уж случилось.

Причина третья: дедуля и бабуля (ее родители, бабушка и дедушка Эда) гораздо успешнее справляются с бытом, в том числе с приготовлением пищи и организацией распорядка дня.

Причина четвертая: дедуле и бабуле (ее родителям, бабушке и дедушке Эда) нужен какой-то проект, чтобы продолжать жить. На данном этапе Эд и есть этот проект.

Причина пятая: в наши дни семьи уже не те, что были в прошлом. Пока у Эда есть подходящее место для жизни, хорошая школа и хорошие люди вокруг, у него все прекрасно.

Причина шестая: она, Косуля, замужем за своей музыкой, а это значит, что ради нее ей приходится чем-то жертвовать.

Причина седьмая: разумеется, она любит Эда, но связь с ним оказалась не так сильна, как она ожидала. Возможно, связь станет сильнее, когда она начнет вести более оседлый образ жизни.

Причина восьмая: все сложно.

Эд запомнил все эти доводы почти дословно и, похоже, их принял. Но ни один из них не показался мне убедительным, особенно последний. Когда я сам говорил об этом с Косулей, она называла совсем иные причины. Все они были связаны с мужчиной-гитаристом и разными скрепляющими их и дергающимися струнами.

Я спросил Эда, как часто Косуля приходит к нему в гости.

– Примерно раз в неделю, – ответил он. – Она говорит, что приходила бы чаще, но очень, очень занята.

Я не стал больше об этом расспрашивать, но подумал, что это похоже на тот период, когда она была моей девушкой. После того, как первый прилив возбуждения прошел, мы встречались примерно раз в неделю, когда ей было нечем заняться. Может быть, Косуля не создана быть девушкой или матерью. Может быть, она создана лишь для того, чтобы стать талантливой арфисткой, и все остальное в ее жизни отходит на второй план. Возможно, это нормально, а возможно, и нет. Я не могу отделаться от ощущения, что Эд не должен находиться так далеко в чьем-либо списке приоритетов.

Списки заставляют меня вспомнить Элли Джейкобс, эксмурскую домохозяйку, ведь у нее тоже был список, и в нем значилась игра на арфе. Она уже очень, очень долго не приезжала в амбар играть на арфе. Меня это беспокоит.

36

Элли

Я пытаюсь писать стихи, но мое вдохновение иссякло. Чтобы это исправить, я отправляюсь на долгие зимние прогулки. Смотрю на голые деревья, на застывшие узоры в ручье, на бедных птиц, скачущих по холодной земле в поисках пищи. Я думаю о своей арфе и о Дэне.

К Амбару «Арфа» я даже не подхожу. Мне нельзя рисковать. Любой неверный шаг – и мой брак окажется на краю пропасти. Интересно, как поживает Дэн, закончил ли он арфу Фифи, часто ли видится с сыном? Интересно, они с Родой снова вместе? Мне нужно отпустить ситуацию, но я не могу. Мне больше, чем когда-либо, хочется играть на арфе, слушать ее успокаивающие звуки. Прислонить голову к деке и ощутить тепло дерева. Интересно, вернусь ли я к ней когда-нибудь? Я знаю, что уроков с Родой больше не будет. Должно быть, она меня ненавидит.

Впрочем, не так сильно, как сейчас ненавидит меня Клайв. Я думала, что со временем его ярость утихнет, но, похоже, она только разгорается. Он допоздна задерживается на работе. Я с тревогой убираю ужин в духовку и жду, слишком напряженная, чтобы чем-то заниматься. Наконец снаружи доносится шум мотора. Через несколько минут открывается входная дверь. Я бегу ему навстречу и пытаюсь поцеловать, надеясь, что именно в этот день лед растает, но он лишь отмахивается от меня. Он бросает портфель в прихожей и сразу идет наверх, переодеться. Спустившись вниз в джинсах и свитере, он идет в гостиную. Он плотнее складывает старые экземпляры «Дейли Телеграф» и автомобильных журналов, раскладывает вокруг них на решетке хворост для растопки, чиркает спичкой и поджигает их сразу в нескольких местах. Сверху он подбрасывает поленья, подкармливая пламя.

Я приношу Клайву ужин. В последнее время ему как будто не хочется есть за столом. Мы едим в полной тишине, иногда ее разбавляют звуки телевизора.

После ужина он открывает бутылку виски.

В мусорном баке накопилось много пустых бутылок из-под виски.

Однажды вечером, около недели назад, я растопила камин перед возвращением Клайва. У меня это не очень хорошо получается, но я справилась. Я подумала, что ему будет тепло и уютно и это станет приятным сюрпризом. Я представляла, как мы займемся любовью на коврике у камина, как это было всего несколько недель назад. Я снова жаждала этой близости.

Но нет.

– Зачем ты это сделала? – спросил он.

– Хотела избавить тебя от лишних хлопот. Я думала, ты обрадуешься.

Он поморщился.

Что бы я ни делала, все было неправильно. Но пока мы вели тот своеобразный разговор, я собралась с духом и спросила то, о чем уже давно думала:

– Клайв… Мы все еще собираемся к Вик на Рождество?

– Нет, – ответил он. – Можешь ехать, если хочешь.

– Но я же обещала Вик!

Он потянулся к пульту от телевизора.

– Это твоя проблема, а не моя.

– Пожалуйста, давай ты поедешь со мной, – предприняла я попытку его уговорить. – Им всем так нравится, когда мы приезжаем. Они будут так разочарованы. И… это ведь Рождество.

Перечислить особенности этого периода я не осмелилась.

– Как я уже сказал, можешь ехать. Я останусь здесь.

– Клайв, я не могу уехать и оставить тебя здесь одного! Это было бы… И вообще, что они подумают?

Он пожал плечами и включил телевизор.

Я наблюдала за ним, насупив брови. Мне не нравилась перспектива долго-долго ехать одной на север, но мне становилось не по себе при мысли о разочарованных лицах племянников и племянниц и о том, что все приготовления Вик пропадут даром, если я отменю поездку. Клайв сосредоточенно смотрел передачу о камбале, так что уговаривать его было бессмысленно.

– Ну что ж, – в смятении