– Посмотри на моих лошадей! Ты что с ними сделал? И с этими дохлыми клячами я должен идти дальше?

– Что ты сказал? Не принимай все так близко к сердцу, Хюбл!

– Что я сказал? Да ты как со мной разговариваешь? А нука, встань, когда с тобой говорит фельдфебель! Ты заморил голодом моих лошадей! Пока я сражался под Великой Бабкой, вы шлялись по девкам!

– Господи! Что он там бельмесит? Фельдфебель? Так точно! – вставая, пробормотал Рюкенштайнер. Его пошатывало, так как он был сильно пьян.

– Да ты к тому же пьяный! Ага, теперь все ясно! Ну, погоди у меня! Все ко мне! – разошелся Хюбл.

Мы подошли, а он распалялся все больше:

– Разгрузить повозку! Она слишком тяжела для моих лошадей! Пусть теперь о грузе заботится рота!

С этими словами Хюбл приказал снять с повозки 100 снарядов и поставить их на дорогу. Мы повиновались приказу.

– Эй! Ты что себе позволяешь, деревенщина? – крикнул подошедший на шум Фукс. – Как я заберу снаряды? – И, уже обращаясь к нам, приказал: – Загрузить обратно!

– Трогай! – не обращая ни на кого внимания, заорал Хюбл. – Взвод! Вперед марш!

Мы рысью поскакали вперед, так как голова колонны батальона пришла в движение и стала продвигаться по мосту. Генерал все еще был там, сверкая своим моноклем. Ширина реки здесь составляла около 50 метров. Она разлилась, залив прилегающие луга, на которых вода приобрела черный с серебряным отливом оттенок. Ее уровень в пойме не превышал одного метра. В дюнах на противоположном берегу реки виднелись брошенные русские блиндажи, орудия и повозки.

Переправившись через Северский Донец, мы остановились в селе Артемовка, раскинувшемся на вершине холма, с которого открывался широкий обзор на прилегающие окрестности. Линия горизонта отодвинулась, и стало видно, как далеко впереди ведут бой с русским арьергардом два наших батальона. Нам стало известно, что в окружение попали 7 русских дивизий, отрезанные нашими танками на востоке и юге.

Дома в селе выглядели убогими и брошенными. Мы не стали в них располагаться, а разбили палатки на отливающих свежей зеленью лужайках позади них. Лошади паслись на косогоре, где заросли вербы обозначали край большого болота, в котором лягушки закатили оглушительный концерт.

Утром к нам приехал обер-лейтенант Волиза, сверкая новеньким Железным крестом, и выступил в качестве миротворца, поговорив с Хюблом по поводу вчерашнего случая с Фуксом. Обер-лейтенанту был хорошо известен горячий нрав обоих спорщиков. Кстати, снаряды нам все же привезли.

Наши войска прорвали оборону противника и стали быстро продвигаться вглубь его территории. Я вместе с фельдфебелем Дольманном из 12-й роты поскакал вперед, чтобы решить вопросы расквартирования. Мы обгоняли большие колонны наступающих воинских частей. Итак, прорыв увенчался успехом, и на смену огню пришло движение. Уже начинало смеркаться, когда показалось село Дорошенково, лежавшее на холме и покинутое жителями. Дома в нем были частично разрушены. Многие из них горели.

Севернее хорошо просматривалось еще одно село, объятое пламенем. Его продолжала обстреливать наша артиллерия, и каждый разрыв снарядов только подливал масла в огонь, вызывая новые пожары. Вверх поднимались столбы густого черного дыма. Сбитый немецкий бомбардировщик колом пошел вниз, и на безоблачном небе, подсвеченные лучами заходящего солнца, яркими кровавыми пятнами заалели купола медленно спускающихся парашютов. Объятый пламенем самолет камнем упал на землю и взорвался.

Мы бросились было прочь из горящего села, но потом нашли укрытие в хорошо оборудованной позиции транспортных средств. Со всех сторон в село стали стекаться пехотные, артиллерийские и моторизованные части, чтобы устроиться на ночлег.

Вскоре подошел и весь мой взвод. В целом нам удалось неплохо разместиться, и мы спали как убитые. Но в 2 часа ночи из штаба батальона примчался Хюбл и разбудил нас.

– Подъем! Выходи строиться! Нам следует немедленно возвращаться в Артемовку и далее двигаться в Новую Александровку!

Отдав необходимые распоряжения, Хюбл пояснил, что в этом селе располагается штаб полка.

– До нас дошли весьма лестные слухи, согласно которым в Артемовке еще два дня назад находился Тимошенко[122] и занимал дом, в котором сейчас разместилась полевая кухня 12-й роты. Говорят даже, что он попал в плен.

Итак, вновь назад, по мосту через Северский Донец, запруженному колоннами тысяч пленных. Снова пошел дождь с сильными порывами ветра, а к обеду выглянуло солнце и стало жарко. Нам следовало сменить тыловые части танковой дивизии и находиться в полной готовности двигаться дальше.

Прибыв на место и разместившись, мы расстелили карту. Оказалось, что наша рота практически не продвинулась вперед. Вдруг Фербер начал тыкать в карту пальцем, восклицая:

– Глядите! Здесь еще одна Новая Александровка!

– Мы находимся вот здесь. В той, что западнее.

– А в 10 километрах еще одна! Тут сам черт не разберет! Полагаю, что мы уже раз десять проехали по этой Новой Александровке!

– А где заканчивается Украина? Эти черточки обозначают границу?

– Да. Это граница. Интересно, что за ней? Донские степи!

Все наперебой стали говорить о донских казаках, песнях про Волгу. Мы смотрели друг на друга счастливыми глазами. Наши лица раскраснелись от радости. Кто-то начал напевать басом: «Там-та-та». Перед глазами встали отрывки из фильмов, повествовавших о жизни богатых волжских судовладельцев, вспомнились рассказы о русских пирогах, о людях, испытывавших наслаждение от самоистязания. «Там-та-та» подхватили другие. И вот уже зазвучал настоящий мужской хор. Знали бы эти веселящиеся люди, что все может сложиться весьма и весьма печально, что буквально через три недели им придется рубить вербы на волжском берегу, чтобы расчистить сектор обстрела.

Вдруг прозвучала команда:

– Приготовиться к маршу!

Все еще напевая, все бросились в разные стороны, на ходу опоясываясь ремнями. И вот уже послышались возгласы, подзывавшие лошадей и людей. Через 20 минут мы уже шагали по открытой местности в восточном направлении. Нам повезло: небо затянуло облаками, и русские самолеты не могли нас заметить. Мы уже научились различать их по характерному урчанию моторов.

Вскоре начался лес и стали слышны выстрелы артиллерийских орудий. За деревьями ничего не было видно, но мы продолжали движение. Так прошло около часу, и стало темнеть. Дзуроляй сидел в седле весь бледный и трясся от страха.

– Послушайте! – крикнул ему Хюбл. – Хватит трястись! Отправляйтесь лучше со всеми ездовыми лошадьми в роту. Она следует за нами. И доложите обо всем фельдфебелю.

В лесу стало еще темнее. Теперь, по крайней мере, стали видны вспышки от выстрелов. Линия фронта проходила в каких-нибудь 2 километрах впереди нас. Хюбл решил наладить связь, а мы с Эрхардом стали