Шрифт:
Закладка:
– Я нашел подтверждение тому, о чем всегда подозревал. Достоевский и Толстой показали хаос, который был у них внутри. Россия же и русские хаосом не являются. Недавно у Пушкина мне попалась одна фраза, которую я записал.
Я вытащил из бумажника листочек с записями и прочитал:
– «История древняя есть история Египта, Персии, Греции, Рима… История новейшая есть история христианства. Горе стране, находящейся вне европейской системы…»
Прочитав цитату, я пояснил мысль великого поэта:
– Он не говорит о русских, немцах или французах по отдельности. Он говорит о христианах как о единой нации. И горе, о котором толкует Пушкин, в настоящий момент относится как к России, так и к Германии. Но ты ведь начнешь уверять меня, что это все переменится. В любом случае я не считаю такие вещи ерундой. Следовать Евангелию очень просто, если иметь добрую волю.
На следующий день, поскольку курсы уже закончились, мне пришлось отправиться верхом в Великую Бабку, так как Хюбл настаивал, чтобы я приехал. В Чугуеве на аэродроме катали тачки с землей и равняли лопатами летное поле около двух тысяч женщин. На нем разместилась истребительная эскадра «Удет»[108]. По дороге в село Зарожное мне встретилась Марусина мама, груженная бельем. От нее я узнал, что в селе расположилась какая-то новая часть. Позже выяснилось, что это была свежая дивизия, только что прибывшая из Франции. Ее откормленным лошадям можно было только позавидовать. Солдаты дивизии выглядели испуганными от того, что оказались в этой неизвестной для них стране.
Я свернул в наполненную влагой молодую рощицу и через полтора часа был уже в Великой Бабке. По дороге везде виднелись воронки от бомб. Каждый раз, когда мне приходилось выезжать на передовую, мною овладевало непонятное гнетущее чувство. Это не было страхом смерти, а скорее желанием жить. Я никогда не боялся смерти. Когда в тылу до меня доходили слухи о гибели очередного моего знакомого, то испытывал нечто похожее на покалывание по коже концами вязальных спиц. Все умирали с тоской по жизни, сжавшись в комок от страха. В этот момент их не посещали мысли об отечестве и народе. Но все же это были добровольные жертвы.
Я доложил Хюблу о своем прибытии и дружески поговорил с ним. Этот исхудавший и бледный человек явно был болен куда серьезнее, чем он думал. Хюбл отвел мне комнату рядом со своей. Позиции располагались на небольшом лугу, на котором росли кривые дубки и кусты можжевельника. Солдаты выкопали для себя одиночные окопы. В двух из них я обнаружил Мюллера и Эрхарда, которые не видели Хюбла уже две недели.
12 мая в районе Великой Бабки началось большое наступление.
– Артиллерия, как нам сказали, произвела по меньшей мере 240 тысяч выстрелов, – заявил Эрхард.
– Как же русские могли атаковать силами пехоты и танков? Ведь между их и нашими передовыми позициями проходит бурный ручей, болото, река Северский Донец, наконец?[109]
Он посмотрел на меня сочувственным взглядом и сказал:
– Учись у меня познавать загадки русской души! Тогда в марте они пришли по льду. Мы это тоже смогли сделать. Но на этот раз они пришли по подводному мосту.
– Как, по подводному мосту?
– А так! Построили мост через Северский Донец, но на четверть метра ниже поверхности воды. Ни один человек у нас не догадывался об этом, поэтому никто и не ожидал нападения. Вдруг прямо на нас стали надвигаться 60 танков. Они спокойненько преодолели все водные препятствия, и пока артиллерия готовилась открыть огонь, оказались возле наших позиций.
– А наша авиация?
Эрхард только отмахнулся:
– Удетовцы больше ни на что не годятся. К тому же их слишком мало. Куда девалась их былая удаль? А все-таки русские великолепно замаскировали мост.
– А какие силы они использовали кроме танков?
– 8 батальонов пехоты[110]. Целая дивизия. Нам пришлось отступать до села Зарожного.
– Но ведь строительство моста не могло пройти незамеченным. Стук молотков, всплески воды…
– Конечно, это заметили. Более того, знали о мосте. Но не мы, а левый сосед. Одному черту известно, о чем он думал. Теперь уже не узнаешь, ведь этот негодяй мертв.
– Ты о ком?
– О полковнике. Ему-то все было известно. Он застрелился, когда русские подошли к нам. Можно только предположить, что у него на уме была какая-нибудь хитрость. Не исключено, что он хотел подпустить противника к нам, а потом отрезать его и окружить. Теперь у мертвого уж не узнаешь. А военно-полевой суд вынужден разбираться с его подчиненными. Они даже не дали указания своим подразделениям об укреплении позиций.
– А как все прошло у вас?
– Ну, здесь все же командовал Мэдер. То есть когда все началось, он был в отпуске. Но до этого заставил всех возвести добротные позиции. А что бы ты сделал, если бы на тебя вдруг пошло 60 танков и 5 тысяч солдат?
– Так как же все происходило?
– Нам пришлось отступить в лес. Деревья сдерживали продвижение танков. Нас спас командир крупнокалиберных минометов Вайрих. Он до последнего вел огонь по пехоте противника, пока все, за исключением двоих, не погибли.
– Новый командир еще не прибыл?
– Нет. Мэдер, похоже, тяжело болен, и на его место должен прибыть новый командир. Жаль, очень жаль. Мэдера никто не заменит.
– Похоже, готовится что-то серьезное. В лесу возле села Тетлега наблюдается большое количество танков и боевых разведывательных дозорных машин. Я сам видел. А еще из Франции прибыла свежая дивизия. Кони у них просто загляденье.
– Скорее всего, все начнется в воскресенье.
– А как ведет себя противник?
– Недавно через линии заграждения перебралась русская девушка, боясь преследований каких-то парней. Бог знает кто. Мы часто наблюдаем в стереотрубу за тем, как они моются.
– И они бросились вслед за девушкой?
– Еще как! – расхохотался Эрхард. – Все мы в чем-то одинаковы! Бедняжка аж посерела от страха. Но сейчас с ней все хорошо.
– Ты успел с ней познакомиться?
– Она единственная женщина в селе, к которой мне пока не удалось подобраться. – Он весело присвистнул и продолжил: – А как дела у вас? Слышал, что вы в Зарожном организовали подобие борделя!
Я рассказал ему о наших вечеринках, последних новостях в роте,
