Боль была… Сильная в общем, но я устоял. Когда пистолет в моей руке начал подниматься, я увидел глаза подпоручика. В них было столько ужаса, что я удивился, как он еще стоит, а не убегает, хотя очень хочет, поза такая, что вот-вот упадет или побежит. Я очень хотел послать пулю в лоб, но все же не стал портить ему лицо, все же он наш, русский, хоть и козел редкостный. «Браунинг» хлопнул, подпоручик дернулся и упал. Кончено, я не промахиваюсь.

– Проверьте его, – бросил Марков офицерам, что выступали в роли секундантов. – А вы, господин подпрапорщик, пока под арест.

– Есть! – отчеканил я и плавно опустился на землю. Что-то посидеть захотелось, резко так, до темноты в глазах.

Подозвали кого-то из солдат, меня осторожно подняли и довольно быстро доставили в лазарет. Сознания я не терял, хоть боль была сильной. Оказалось, этот хрен мне кость зацепил, серьезное ранение, в эти времена от такого легко можно без руки остаться. Слава богу, что к доктору на стол я попал сразу после ранения, едва ли десять минут прошло. А хреново это, когда тебя режут, а ты как назло не отрубаешься, ну вот не получалось, хоть тресни. Даже попросил, не треснули. Но когда сил терпеть больше не было, доктор, видимо, что-то увидел такое на моем лице, поэтому на лице оказалась марля – и наконец-то долгожданная темнота.

В себя пришел как-то рывком. Очнулся именно от боли в руке. Машинально хотел схватиться за руку, но санитары, видимо, предусмотрительно привязали мне здоровую руку к кушетке, поэтому ничего не получилось. Эх, как же хотелось заорать. Черт возьми, опять ранение, да сколько можно? Я так от этих самых ран сдохну скоро, ведь они обязательно скажутся на здоровье. Любой порез с годами дает о себе знать, чего уж о пулевых говорить.

Лежу. Опять лежу без движения, изображая овощ. Как появился здесь, в этом времени год назад, почти сразу попав в лазарет, так и второй год встречаю. Неужели так и буду постоянно получать? И ведь где получил?! От своего же офицера! Блин, надо было тихо извиниться, уйти от скандала, а ночью его тихо зарезать. Блин, тогда точно бы под суд отдали, как пить дать.

– Таким образом, за вами, подпрапорщик, признано право на сатисфакцию, вашей вины в этом нет, – закончил офицер в звании штабс-капитана читать мой приговор.

Я лежу в полевом госпитале, ко мне сюда, через неделю после дурацкой дуэли, заявилась толпа офицеров полка, во главе с командиром. Еще бы Деникина притащили, ухарцы. Как мне сказали только что, в полку состоялось расследование причин дуэли, и вердикт оказался в мою пользу. Более того, а может, это и сыграло мне на руку, меня еще и наградили. Да, скорее всего, именно из-за награждения меня и оправдали. А все дело было именно в моем пленении. Оказалось, попав в плен, потеряв двух парней из команды, мы накрошили там столько врагов, что пошедшие нас отбивать бойцы пехотной роты не встретили сопротивления и добрались-таки до вражеской артиллерии. Порубив там в капусту расчеты, испоганив орудия, солдаты отошли назад, так как думали, что нас отбили, никто же не знал, что меня вынесли сами враги, буквально за полчаса до атаки пехоты. Сам же я и мои ребята уничтожили взвод австрийских штурмовиков, потеряв только двоих и меня, как попавшего в плен. О том, что я был в плену, все знали, австрийцы и сообщили, не обманули они тогда. Я ожидал чего угодно, но только не наград. После прочтения мне результатов расследования из палатки вышли все, кроме комполка.

– Вот угораздило же тебя нарваться на этого идиота, ни дна ему… Знал бы ты, как мы ждали твоего возвращения! Когда пришел запрос от казаков, все обалдели. Я сообщил твоим бойцам, они на седьмом небе от счастья.

– Ваше превосходительство, а кто из ребят погиб тогда, мне до сих пор так и не сказали? – неучтиво перебил я Маркова.

– Погибли два бойца, Корчагин и Васильченко, их буквально изрешетили, когда они рванули за тобой, это свидетельствовали оставшиеся.

Значит, Петька и Лешка-два погибли, а я гадал, эх, жалко-то как… Значит, не угадал я, предполагая, что погибли Старый и Лешка Метелкин. Метла был слишком шустрым, а Старый… Если честно, я постоянно его недооцениваю. Может, он и старый, но даст фору молодым. Он и в рейдах не пасовал, не уставал и был наравне со всеми нами, молодыми, так что рано я его списал. А Лешку-два и Петруху жалко, черт, даже слезы потекли.

– Ну-ну, боец, не стоит слезы лить, твои друзья погибли как герои. Обоих наградили посмертно, семьи пенсию получили, государство им поможет, не забудет.

Ага, того государства осталось на год, а что потом? Хотя, если честно, не факт, что ребята пережили бы гражданскую войну, там очень многие погибнут, получив пулю или удар саблей от своих же. Так ли плоха смерть в бою, от руки врага?

– Виноват, ваше превосходительство, а как же мой плен?

– А что плен? Ты же не дезертир, в плен попал без сознания, чудо, что тебя не расстреляли, а решили обменять. Да и то состояние, в котором ты находился, никаким образом не позволяло тебе оказывать сопротивление. Чудо то, что ты вообще выжил.

– Что же, подходящей кандидатуры из австрияков не нашли, раз так и не обменяли? – чуть нахмурился я.

– Австрийские власти требовали очень много за тебя, главное, что тормозило процесс, это желание австрийцев видеть освобожденным полковника Штрауфенберга, захваченного еще осенью. Но там настоящий военный преступник, жестоко уничтожавший мирное население в захваченных деревнях и селах, командование не согласилось его отпускать.

– И правильно, таких козлов мочить в сортире надо, а не отпускать, – кивнул я и поменял тему: – Так что же теперь со мной будет?

– Восстанавливаетесь, прапорщик Воронцов, жду возвращения в строй такого отличного солдата. Пардон, – Марков улыбнулся, – офицера!

– В смысле? – аж охренел я.

– В прямом, – твердо кивнул головой комполка, – за храбрость в бою, за добытые сведения о противнике вы награждены повышением в звании и шейной золотой медалью «За храбрость», на Анненской ленте. Так что вы заслужили первое офицерское звание, господин прапорщик. Надеюсь, что не последнее в вашей жизни!

Сказать, что я обалдел, не сказать вообще ничего. Я тут который месяц уже думки гоняю, что меня ждет, а меня наградами обсыпали, да еще и в офицеры произвели, охренеть, дорогая редакция. Это что же, я тоже теперь – «дракон» и сатрап? За мной через год вся солдатня гоняться начнет? Солдатней я называю то отребье, что будет убивать всех налево и направо, а не всех солдат. Дела-а…

А через пару дней ко мне пришли ребята: Старый – Иван Копейкин, Ванька-Малой и Лешка-Метла. Обрадовался я всерьез, ибо здорово переживал за ребят. Рассказали, что так и воюют снайперами, Марков не стал их расформировывать или вообще упразднять, лишь добавил двух солдат, что так же хороши в стрельбе, произвел Старого в старшие унтер-офицеры и дал добро на их деятельность. Правда, на ту сторону больше снайперов не отправляли, ибо не их профиль, для этого пластуны есть. Ну и хорошо, что все оставили как есть, это мое детище, приятно осознавать, что смог что-то продавить в нынешнем времени. Старый шутливо упрекнул, что своим возвращением я у него командирскую должность отожму, на что я ответил просто: